Сердце Стужи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Окочурился? Галт? – тупо переспросил Ульм. – Как?..

– Чего не знаю, того не знаю. Препараторы мне не докладываются. «Хлад» – место встречи, и всё тут… Лишних вопросов я не задаю.

– А давно он погиб? – растерянно спросил Унельм. Всё встало с ног на голову.

– Да вроде недавно. Да какая разница? Я ж говорю, ничего у них с твоей красоткой не было. И у тебя вряд ли будет – не в обиду, фокусник. Мужиков она выбирает себе под стать…

– У неё что, кроме Рамсона ещё кто-то был? – спросил Ульм. Голос у него вышел достаточно несчастным, и Гул плеснул ему ещё.

– А кто их, баб, знает, – сказал он сочувственно. – Я её как-то и с ещё одним из ваших видел – из ястребов самый знаменитый, разодет, тьфу… В таком камзоле по Нижнему городу ходить – надо быть психом, а он ничего не боялся. Видно, считал, что помирать надо с шиком… Ну, да и его тут давненько не видели… – Кто-то из дальнего конца стойки загрохотал кружкой по дереву. Гул отвлёкся на Ульма слишком надолго, и «Хлад» начал бушевать.

– Ладно, – сказал Гул, оставляя кружку. – Поболтали – и будет. Заходи ещё, фокусник. Штуки твои тут многим полюбились. И плюнь на эту бабу – динну она удачи не принесла, так, может, и тебе ни к чему соваться.

Унельм вышел из жаркого чада «Хлада» прямо под промозглое слякотное небо, но не почувствовал холода.

Неужели он напал на след? Так скоро, так удачно?

Унельм начинал понимать, почему во всех историях о сыщиках у детектива всегда имелся глуповатый напарник. Хорошо было бы поговорить сейчас с кем-то, разложить всё, что он узнал, по полочкам.

Томмали бывала в Нижнем городе не только ради песен – здесь она встречалась с Рамсоном, молодым аристократом. Он, наверное, пытался с помощью такого места встреч избежать скандала, но не вышло… Об этом говорила Омилия, вот только тогда не хватало частицы мозаики – но теперь она встала на место.

Томмали с Рамсоном расстались – наверное, как раз из-за этого скандала. После Томмали ещё ходила в Нижний город какое-то время, но потом – когда начались убийства, так сказал Гул – перестала…

Унельм вспомнил о записях Олке – полторы страницы, посвящённые Томмали, название кабака…

Неужели охотница – хрупкая, красивая, могла совершать все эти зверства?

Унельм вспомнил фототипы, которые Олке показывал ему когда-то – кажется, что данным-давно, – когда экзаменовал его, прежде чем предложить ему пойти к нему в ученики. Чудовищно изуродованные, изломанные тела… Тогда он предположил, что убийца наверняка – мужчина, но им оказалась женщина. Охотница. Многократно усиленная препаратами и эликсирами. Жестокая. Беспощадная.

Если Томмали и вправду была причастна к убийствам… то зачем? Она, наверно, могла бы мстить Рамсону за обиду – Ульм поёжился – но зачем было убивать двоих других? Он вспомнил, как в первый день знакомства Олке рассказывал, что многие препараторы сходят с ума. Томмали не выглядела сумасшедшей – но, с другой стороны, если бы безумные маньяки бросались в глаза, поймать их было бы нетрудно.

И был ещё знаменитый ястреб, которого упомянул Гул. Опять Эрик Стром – Ульм был в этом почти уверен, но как убедиться наверняка?

И оставался ещё Хольм Галт. Верран, пожалуй, не обманывал Ульма – в конце концов, он ведь и не утверждал, что препаратор-контрабандист жив. И это невероятное совпадение – вскоре после продажи глаз Галт погибает – наверняка никаким совпадением не было. Убийца убрал беднягу Хольма, заметая следы… Или убрала?

Нужно было узнать всё о том, как именно погиб Галт – даже странно, что Ульм не видел ничего в газетах о гибели препаратора, не слышал ни словечка от Олке… Видимо, на сей раз убийца проявил хитрость – раз смерть Галта никто не привязал к совершаемым в Химмельборге убийствам…

Унельм поймал себя на том, что идёт, тихо бормоча себе под нос, и встряхнулся, нахмурился. Вокруг – всё ещё Нижний город, в котором он не стал и никогда не станет своим. И пока он не пересёк границу, расслабляться рано.