Олке, должно быть, утрясал вопросы, связанные с его награждением и арестом Строма, Вэла отпустили домой – только Мем, как обычно, попыхивала своей трубочкой. В неровном свете лампы она казалась лишённой возраста, одновременно старой и, согбенной, и молодой, любопытной, живой. Её длинный нос так и ходил из стороны в сторону над бумагами.
– А, герой дня! – она широко улыбнулась и поприветствовала Унельма облаком вонючего дыма. – Разве ты не должен сейчас праздновать где-нибудь в компании друзей и красавиц?
– Зачем мне другие красавицы, когда я могу провести вечер тут, с тобой? Я зашёл проверить кое-что в архивах. Это быстро… просто кое-что не сходится, и это не даёт мне покоя.
– Если это не даёт тебе покоя до такой степени, что ты явился сюда после окончания рабочего дня, дело, конечно, серьёзное. Иди, Гарт. Только осторожнее: того и гляди, в Олке превратишься. Когда он был помоложе, у него, знаешь ли, тоже была жизнь. А потом вот так же начал приходить сюда ближе к ночи… результат знаешь.
Он быстро нашёл папки, выданные ему наставником в наказание. Тогда все эти охотничьи отчёты показались ему бессмысленной скучищей. Несколько глаз за такой период в отчётах засветиться всё равно не могли – это бы заметили безо всяких убийств… Но вот теперь, когда нужно было найти только один глаз и на одном, конкретном отрезке времени, задача стала и осмысленной, и решаемой.
Если первое убийство действительно было спонтанным, начинать следовало со дня убийства Лери Селли, двигаясь к более ранним охотам.
Унельм подкрутил валовую лампу и вернулся к таблицам, не пропуская ни одного столбца. От этого зависела жизнь человека – и он вчитывался в мелкие бисерные строчки так, что заслезились глаза.
Уже вскоре ему казалось, что он сидит над отчётами давным-давно. Глаза болели так, будто в них швырнули песком – а ведь времени прошло всего-ничего. Пара часов, а он уже малодушно задумался о том, чтобы сделать перерыв совсем ненадолго, только дойти куда-нибудь, где можно выпить кофе с крудлем-другим, а потом…
Он заставил себя продолжать.
В конце концов записи по нужному ему периоду химмельборгских охот закончились, и он вздохнул одновременно с облегчением – и отчаянием при одной только мысли о том, что всё это, как учил его Олке, придётся теперь перепроверять.
За период, предшествующий первому убийству – чтобы не ошибиться, он заложил неделю запаса, – два орма, добытых в Стуже, лишились одного из глаз ещё до разделки. В составе охоты на одного из них числился злосчастный Галт – а вот Эрика Строма ни на одной из охот не было. Что ж, по крайней мере, про этот глаз совершенно ясно, что он стал частью той самой большой партии… Откуда, интересно, Галт брал остальные? Не мог же он каждый раз так рисковать собственной репутацией. Возможно, был связан с препараторами из других городов?
Вторая охота… Унельм вздрогнул. Имена ястребов, которые участвовали в убийстве души орма, ему ни о чём не говорили. А вот один из охотников…
Рорри Курт.
Ульм похолодел.
Он вспомнил мрачного юношу с лицом, будто бы наполовину обожжённым. Вспомнил выражение его глаз, когда он говорил о Миссе. Да, он сказал, что ничего не знал о её романе с Лери – но ведь мог и солгать. Убийство произошло так скоро после её гибели… И именно смерть Миссе запустила цепочку последующих зловещих событий.
Неужели Рорри имел к этому отношение? Рорри, действовавший спонтанно, ослеплённый болью и яростью, похитил глаз орма с охоты – прежде он никогда бы не сделал ничего подобного, но новичкам везёт – а уже потом, одурманенный первым убийством…
Что-то не сходилось – зачем ему было убивать остальных? И как вообще он мог совершить все эти преступления? Он казался таким болезненным, потерянным… Но всё это время выживавшим в Стуже.
Беспомощным он не был.
Мог ли он совершить только первое убийство – а потом его дело продолжил кто-то другой? Стром?
Унельм захлопнул папку, встал из-за стола. Не будет покоя, пока он не выяснит всё до конца. Дело клонилось к ночи, но он должен был поговорить с Рорри во что бы то ни стало. Добыть его адрес оказалось несложно – вся информация о допрошенных хранилась здесь, в архиве.