Сердце Стужи

– Вот так просто?

– Уже забыла, как я играю, Сорта? Это будет совсем не просто.

– Я выиграю, и ты мне поможешь? – Я всё ещё не могла поверить. – Но что взамен?

– Ничего… если выиграешь. В этом суть игры. Я даю тебе слово. И поверь – как бы ни сложилась партия, я получу достаточно.

– Я всё ещё не понимаю. Если ты рассчитываешь, что я…

– Сперва выиграй, а потом беспокойся о цене. Но я уже сказал и больше повторять не стану. Мы сыграем в тавлы – и всё. Считай, что я готов помочь из симпатии… и уважения к твоим игровым талантам. Ну что?

Вместо ответа я принялась расставлять фигуры на полях. Драгоценные – они не шли ни в какое сравнение с деревянными, старыми, всегда пахнувшими как-то особенно, лаком и старьём, теми, которыми я училась играть когда-то дома. И всё же сейчас я была бы рада тем, домашним. Мошки гудели, колотились об лампу. Мной овладела внезапная неуверенность, и я глубоко вдохнула, опустив голову, чтобы Биркер не заметил. Я играла сотни сотен раз – но именно сейчас права на ошибку не было.

Я сделала первый ход – отправила вперёд одного из своих диннов, и Биркер улыбнулся.

– Осторожничаешь. Славно. – Он подвинул охотника, и сразу вслед за ним – ястреба на поле Души.

Игра началась, и будто по приказу ястреба тревога улеглась, отступила. Не было ничего, кроме полей и фигур, странных, тревожащих серых глаз Биркера Химмельна, его длинных паучьих пальцев, белой молнией падавших то на одну, то на другую фигуру.

Мы играли по полным правилам, без ограничения времени хода, и чем дальше, тем больше времени занимал каждый следующий ход. Пока силы казались равными – но я видела бреши в защите противника и верила, что могу победить.

Но тянулись минуты, часы, и армия Биркера начала медленно, но неотвратимо теснить мою. Всё ещё могло перемениться, но баланс сил сдвинулся – и мы оба это понимали.

Биркер позвонил в колокольчик, и из полумрака парка явился безмолвный высокий слуга. Биркер махнул ему, и тот также молча скрылся. Я вспомнила о страже, привёдшем меня сюда, – интересно, он так и стоит под деревом, прямо и безмолвно, как ледяная статуя?

– Им запрещено разговаривать? – спросила я. По спине стекала струйка пота; динн, владетельница и охотник на доске собрались в неправильное, ломанное созвездие, и я никак не могла расправить его, сделать верным. Мне хотелось отвлечься, чтобы передохнуть – и отвлечь Биркера, который ни на миг не отрывал от полей цепкого взгляда.

– Я не любитель пустой болтовни. Мой образ жизни к ней не располагает.

– Разве мы не сами выбираем свой образ жизни? – спросила я и осеклась. Биркер улыбнулся:

– Понимаю. Я мог бы, конечно, быть в гуще событий, несмотря на мой недуг. Украшать каталку цветами к очередному балу – было бы очаровательно, не так ли? Нет, Сорта. Моё уединение – это и в самом деле мой выбор. И неспроста. Уединение – единственный способ сохранить рассудок по-настоящему ясным.

– «Люди – единственный мост, пройдя по которому, можно узнать себя самого», – процитировала я вычитанное в одной из книг из Стромова шкафа, и Биркер одобрительно кивнул.

– Лаколли говорил дело. Но день жизни во дворце стоит месяца за его стенами. Чтобы ходить по этому твоему мосту, проводить много времени с людьми необязательно. Достаточно наблюдать.

– Откуда ты знаешь, каково жить за стенами дворца?