Сердце Стужи

22
18
20
22
24
26
28
30

Что будет, если Унельм продолжит в это лезть?

Я не удержалась – ещё раз взглянула на самолёты, прежде чем уйти. Кьертания не будет брошена на произвол судьбы. Люди на самолётах и бесконечный протянутый через континент кабель свяжут разбросанные по кьертанским просторам города воедино.

Хватит ли этого, чтобы позаботиться обо всех? Протянутся ли гудящие кабели до Ильмора, долетит ли до него хоть один самолёт?

Да – потому что я была охотницей Эрика Строма. Но было много других, кроме Ильмора. Неужели возможно запасти достаточно, чтобы хватило всем?

Я в очередной раз ощутила укол досады от того, что Стром не рассказал мне об этом. Я понимала, что для безопасности тайны такого масштаба всегда будет тем лучше, чем меньше людей знает о ней. Само собой, Эрик куда больше доверяет своему старому наставнику, чем мне. И всё же…

Я дождалась, пока сторожа в очередной раз пройдут мимо, и выскользнула из ангара, закрыла дверь на замок.

Барт не называл никакого нового пароля, выходя, – значит, и мне не нужно. Даже если охранители найдут это место, они не увидят ничего, кроме старого склада.

Впрочем, судя по разговору Строма и Барта, всё равно уже скоро тайник переместят – в неведомое мне более безопасное место.

Конечно, ставки огромны. Если хоть часть спрятанного обнаружат – весь план Строма окажется под угрозой.

Я добралась до дома уже засветло. Мне повезло – Стром ещё не вернулся, и я сразу поднялась наверх, упала на постель, не раздеваясь, и забылась крепким сном.

Мне снился кабель – бесконечный, звенящий на новом, тёплом ветру. Под ним колыхалось целое море высокой зелёной травы.

Унельм. Нижний город

Одиннадцатый месяц 724 г. от начала Стужи

Он отправился в Нижний город следующим же вечером – слишком боялся передумать. Унельму вообще не нравилось бояться. Деньги – не слишком много – он зашил в небольшой мешочек и спрятал на груди под рубашкой. Револьвера у него не было, но идти совсем без оружия не хотелось, и во внутренний карман – туда же, где хранилось несколько писем из дома на удачу и всякая всячина для фокусов – он положил маленький, но острый нож в чехле из хаарьей кожи.

Идти днём, наверное, было бы куда менее опасно, но непонятно было, как отвертеться от службы. Отдел Олке которую неделю работал без выходных. Унельм привык к кофе и, перед тем как отправиться в Нижний город, выпил несколько чашек – теперь его ощутимо потряхивало от волнения.

Оделся он, как советовала Лудела, просто – новую кожаную куртку, которой очень гордился, оставил дома, и вместо неё выбрал ту, что купил сразу после переезда в Химмельборг. Тогда, впрочем, и она казалась ему очень даже ничего. Он даже на первую встречу с Омилией её надел, думая, что выглядит отлично. В сумку Ульм спрятал свитер и пару тёплых носков – к холоду уроженец окраины привык относиться серьёзно.

До окраины Нижнего города он доехал на поезде, а потом пару часов просидел в невзрачном кабаке, от души надеясь, что Олке сейчас не до него, и он никогда не узнает, где именно его помощник провёл ночь.

Богатые наследники знатных семей бывали в Нижнем городе с охраной – но бесспорно на свой страх и риск. Волновались ли они так же, как он сам? Что вообще манило их туда? Желание пощекотать нервы? Объяснение не хуже прочих – с учётом того, что в повседневной жизни никто из них не рисковал ни дня…

Все эти нити сплетались в клубок Нижнего города. Оставалось найти хоть один кончик – и потянуть за него, не намотав по ходу дела одну из них на собственную шею.

С чего вообще он взял, что ему это удастся? Унельм тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, и расплатился по счёту. Пришла пора идти в «Хлад» – а там, быть может, с него взыщут куда дороже.

Унельм пошёл по улице владетельницы Аделы, длинной и извилистой, переходивший из Храмового квартала в Южный предел, а потом постепенно перетекающей в Нижний город. Он очень ясно почувствовал этот переход – как будто, плавая, попал в бьющий со дна ледяной ключ. Дело было и в воздухе – становилось всё холоднее, и в том, как стремительно менялся облик стоявших по обе стороны улицы домов. Они словно сгорбливались, пошатываясь, припадали друг к другу в попытках удержать равновесие, складывались, как колода во время фокуса.