Сердце Стужи

Они вернулись к «Хладу», прошли мимо него, и уже скоро Ульм запутался в узких улочках Нижнего города. Кажется, здесь Луделина карта – не настолько детализированная – оказалась бы бесполезна, так что отставать от человека Веррана было нельзя.

Они шли, наверное, около получаса, темно было, как у вала в брюхе, а случайные прохожие, один другого неприветливей с виду, появлялись, как будто из ниоткуда. От радостного возбуждения после выступления в «Хладе» не осталось и следа, и страх всё ещё подрагивал где-то в животе. Может, его и вправду мутит от голода. Может быть, дело именно в этом.

Они остановились у небольшой дверцы со смотровым окошком в сплошной стене высотой в пару этажей, над которой виднелись верхушки лысоватых деревьев. Худощавый – имени своего он не назвал, а Унельм решил не спрашивать – несколько раз постучал. Появившийся в окошке внимательный синий глаз несколько минут изучал его, потом Ульма – а затем дверь открылась, впуская их.

Привратник – гора мускулов, цепкий взгляд – ощупал Унельма, забрал нож.

– Это побудет здесь. Проходите.

– Не глазей, – буркнул худощавый. – И пошевеливайся.

Справедливое требование, но Унельм всё равно смотрел во все глаза. Обитель владетеля Нижнего города и вправду чем-то напоминала дворцовый парк – вот только вместо аккуратно подстриженных кустов чахлые остовы деревьев, вместо фонтанов с разноцветными подсвеченными струями – садовый ручей, отороченный прибрежной осокой, подёрнутой инеем.

В глубине тёмного сада, лишь кое-где освещённого валовыми фонарями, стоял особняк, который был вполне под стать иным домам знатных диннов. Чёрный гранит, каменное кружево, кованые украшения на сточных трубах… Снаружи и представить было невозможно, что в Нижнем городе возможно что-то подобное – совсем рядом с улочками, по которым бродили голодные псы и грязные дети.

Если Верран так богат, зачем вообще он поселился здесь, а не в Верхнем городе или Сердце Химмельборга? Ульм вспомнил слова Луделы о том, что в Нижний город невозможно хотеть вернуться. Что ж, вероятно, человек с деньгами может очень неплохо устроиться где угодно… Может, Веррану даже вольнее живётся здесь, вдали от взглядов так называемых порядочных людей – и охранителей.

У дверей особняка со скучающим видом стояли трое вооружённых людей – ещё нескольких Ульм заметил, пока шёл за худощавым по коридору.

– Без фокусов, не то отсюда не выйдешь.

Унельм хотел было пошутить, но передумал.

Его привели к чёрной высокой двери.

– Можешь заходить, – сказал хуощавый. – О тебе сообщили. Говори быстро, по делу. Господин Верран – занятой человек. В глаза не смотри… Он этого не любит.

Унельм не успел ответить – худощавый толкнул его в спину, и дверь за ним закрылась.

Ульм очутился в полумраке – едва мерцали на стенах валовые светильники, на большом столе из чёрного дерева горели свечи. Над камином Унельм заметил кусок хаарьей печени. Печати владетеля на нём не было.

Очертания предметов в комнате едва угадывались – тяжёлые шкафы на гнутых ножках, глубокие кресла, невысокие чайные столики. Здесь было тепло, даже жарко, и Унельм расстегнул куртку, жалея, что не может снять свитер.

Хозяин комнаты сидел в самом большом кресле, утопая в нём. Мужчина лет пятидесяти с длинными седыми косами, с носом, явно ломанным не один раз, в очках с чёрными стёклами – непонятно было, какой прок от них в и без того тёмной комнате. Он курил длинную сигару, и только долгие часы, проведённые в компании Мем, помогли Унельму не закашляться. Одет Верран был в чёрную шляпу с широкими полями и чёрный же камзол, расшитый золотой нитью – никогда прежде Ульм не видел, чтобы кто-то одевался так богато у себя дома.

– Ты знал пароль, – сказал мужчина низким глухим голосом, обойдясь без приветствия. – Что тебе нужно? Не советую лгать.

– Спасибо, что согласились поговорить, – сказал Унельм, глядя себе под ноги. Мужчина за столом был опасен, эта опасность витала в воздухе, и шутить с нею не следовало. – Вы, наверное, слышали об убийствах в…