Омилия привыкла думать об этом с сочувствием – но, если Корадела говорила правду, он-то её не пожалел.
– Если хочешь. Чем занимаешься?
– Собираюсь в дорогу. Мать тебе не говорила?
– Да, она упоминала.
По крайней мере, неловкость была взаимной.
– Путешествие предстоит непростое, – сказал отец, хмурясь. – Я не хочу уезжать надолго, многое здесь требует постоянного внимания… Но долг зовёт.
Чего уж проще было – взять и спросить его о том, зачем он едет. Но Омилия почувствовала, что не может. Как будто кто-то зачаровал её, зачаровал их обоих – каждое слово давалось с трудом.
Если мать права, если он и вправду хочет укрепить союз с кем-то за рубежом, если он хочет услать её прочь – это не раз грезилось ей в кошмарах и раньше, – кто же тогда сядет на верхний трон после того, как отец уйдёт на покой? Её будущий супруг, один из младших братьев какого-то из неведомых заокеанских правителей? Что-то не вязалось, не клеилось – и достаточно было задать всего один вопрос, чтобы всё встало на свои места.
– Могу я спросить, зачем ты едешь? – Мир не рухнул. Но брови отца поползли вверх, как будто он собирался рассмеяться – но передумал, нахмурился.
– Мать попросила тебя зайти?
– Я не…
– Ты давно не интересовалась моими делами, Омилия.
«Будто ты сам хотел делиться ими со мной».
– Я была занята…
– И что же изменилось?
Омилия колебалась. Сказать правду?
От этого всегда одни проблемы.
– Я только… я хотела пожелать тебе счастливого пути. Сожалею, что мы неверно поняли друг друга. Не буду отвлекать. Хорошего путешествия.
– У тебя ещё будет время со мной попрощаться. – Теперь отец выглядел сбитым с толку. – Я уезжаю не завтра.
Что-то наверху громко щёлкнуло, и оба они вздрогнули. Над моделью города из Вуан-Фо пролетел, жужжа, как насекомое, маленький аппарат, снабжённый тонкими сетчатыми крыльями.