И голос был женский. О Предтеча, снова услышать женщину! Не Мэри. Вот ее голоса он точно не хотел бы услышать снова, и даже о ней хотел бы ничего больше не слышать. Она была единственной женщиной, которую он – осмелится ли он это сказать? – имел. Это было печальное, отвратительное и унизительное испытание. Но оно не избавило его от желания – как хорошо, что Предтечи здесь нет и он не прочтет мысли – встретить другую женщину, которая подарит ему, быть может, тот восторг, которого он никогда не испытывал, разве что в момент пролития семени, а это – спаси его Предтеча! – было, он уверен, бесцветно и плоско по сравнению с тем, что его ждет…
– Сю Ярроу. Вехву. Се мфа, ж’нет Тастинак. Р’гатех ва ф’нет.
Хэл медленно поднялся с койки. Шею сковало льдом. Шепот действительно шел из окна! Хэл глянул туда – очертания изящной женской головки чуть клонились в сторону в окне, словно в коробе лунного света. И этот короб внезапно стал каскадом. Лунный свет мягко обтекал плечи. Белизна пальца перечеркнула черноту губ.
– Пу ваму ту бо чу. Е’утех. Силахс. Фвунех. Фвит, силфвуплех.
Оцепенелый, но послушный, будто его накачали гипно-липно, он двинулся к двери. Но по пути все же нашел в себе силы, чтобы оглянуться на Порнсена и убедиться, что тот спит.
На мгновение рефлексы едва не возобладали над ним и не заставили его разбудить
Что сказал бы Порнсен, что сделал бы он, если бы знал, что за дверями комнаты – женщина?
Женщина. Почему она оказалась в этом месте?
Что-то знакомое звучало в ее словах. Создавалось неясное, ускользающее впечатление, что язык этот он должен узнать.
Но нет, не узнавал.
Хэл остановился. О чем он только думает? Если Порнсен проснется и глянет на койку, проверяя, на месте ли его подопечный…
Он вернулся к койке и запихнул под одеяло чемодан, который ему выдал опекун. Свернул куртку и положил ее впритык к чемодану так, что часть куртки выползла на подушку. Может, Порнсен спросонья примет темное пятно на подушке и выпуклость под одеялом за Хэла.
На цыпочках, босиком, он снова двинулся к двери. Ее охранял предмет примерно восьми дециметров в высоту: скульптура архангела Гавриила, бледная, с полураскрытыми крыльями, правая рука вознесла над головой меч.
Если какое-либо существо чуть крупнее мыши приблизится на расстояние двух футов, оно окажется в излучаемом статуей поле, и тут же включится сигнал, передаваемый на серебряный браслет со звуковым генератором на руке у Порнсена. Генератор пронзительно взвоет – как только что, при появлении жука, – и Порнсен вынырнет из глубин сна.
Статуя не только охраняла их от непрошеных гостей: она гарантировала, что Хэл не выйдет из комнаты незаметно для
Хэл взял мухобойку. Ее трехфутовая рукоять была сделана из гибкого дерева. Слишком мала, чтобы поле среагировало на нее.
Очень осторожно, дрожащей рукой он отодвинул статую от входа. Малейший наклон в ту или иную сторону – и сработала бы тревога. К счастью, именно в этом месте с каменного пола убрали мусор, копившийся столетиями. И камень был гладким, отполированным подошвами целых поколений здешних обитателей.
Оказавшись снаружи, Хэл обернулся и поставил предмет на прежнее место. Потом с колотящимся сердцем – мышцы гудели, будоражила перспектива встречи с незнакомкой – он свернул за угол.
Женщина отошла от окна, скрывшись в тени статуи какой-то коленопреклоненной богини ярдах в сорока. Хэл направился к ней, и сразу увидел, почему она прячется. К нему шел Фобо. Хэл прибавил шагу, думая перехватить кувыркуна, пока тот не заметил девушку, и еще до того, как Фобо подойдет настолько близко, что их голоса разбудят Порнсена.
– Шалом, алоха, добрых снов, да возлюбит тебя Сигмен, – приветствовал его Фобо. – Кажется, ты нервен. Дело в инциденте, что произошел в наканунный день?