Макнефф подошел поближе, явно желая подслушать, но сестра говорила по-озановски, а этого языка Макнефф не понимал.
Хэл подумал: почему же его не увели сразу, почему первосвященник выслушивает Фобо? Ну конечно! Макнефф хочет, чтобы он все узнал о Жанетте и осознал чудовищность своих деяний.
Сестра вернулась в операционную. Архиуриэлит спросил вслух:
– Сдохла наконец эта тварь полевая?
Хэл дернулся от слова «сдохла», как от удара. Но Фобо пропустил это замечание мимо ушей и продолжал обращаться к Хэлу:
– Твои личин… то есть твои дети извлечены и благополучно помещены в инкубатор. Они… – он на миг запнулся, – … едят нормально. Будут жить.
По его тону Хэл понял, что о матери спрашивать бессмысленно. Из круглых синих глаз Фобо катились крупные слезы.
– Ты не поймешь до конца, что случилось, Хэл, если не узнаешь об уникальном способе размножения
– Генов?
Даже пребывая в таком небывалом потрясении, он не мог не заинтересоваться тем, что рассказывал Фобо.
– Да. Так как
– Матка
– Взрослая
– Тем не менее у
– Взрослая
– Тем временем полученные тельца проникают в кровоток, в пищеварительный тракт, в кожные покровы, отчаянно ищут путей в матку хозяйки.
– Там уже слюнное яйцо соединяется с маточной яйцеклеткой. Это слияние порождает зиготу, и на этом процесс оплодотворения останавливается. Да, уже наличествуют все генетические данные, необходимые для порождения новой
Фобо замолчал и склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то снаружи.
Хэл, научившийся понимать, что означает выражение лица кувыркуна, уверился в том, что Фобо ждет какого-то важного события. Очень важного. И в чем бы оно ни состояло, связано оно с землянами.
И вдруг его словно молния поразила мысль: он на стороне кувыркунов! Он уже не землянин – или, по крайней мере, не гаваец.