Можно сказать, я все это время просто гонюсь за тенями. Когда наконец моя погоня подходит к концу, я внезапно обнаруживаю, что стою перед залом, которого никогда раньше не видела. Он настолько хорошо скрыт в тени, что легко может сойти за часть стены.
Я продолжаю идти и погружаюсь в полную темноту, двигаясь сквозь клубящиеся тени, внезапно поглощающие меня и тонкие проблески света.
Вынужденная остановиться, я поднимаю руки. Держась одной рукой за стену, а другую вытянув перед собой, я продолжаю идти сквозь темноту.
Прямо как тогда в лесу, только сейчас я не боюсь, что в любой момент земля уйдет у меня из-под ног. Подумав об этом, я замедляю шаг и быстро отбрасываю эту мысль подальше.
Смерть обещал, что в этих стенах я останусь целой и невредимой, и пока что он хранит свое слово.
Держа в голове его обещание, я двигаюсь вперед. Так как я не вижу абсолютно ничего в этой кромешной тьме, мне приходится полагаться на небольшие подсказки. Шорох мантии, когда он заворачивает за угол, или стук каблука ботинка – единственные признаки того, что я двигаюсь в правильном направлении… пока я не заворачиваю за угол.
Остановившись, я не могу поверить своим глазам.
В дальнем конце коридора приоткрыта дверь, а изнутри льется мягкое свечение. Я тихо подбираюсь к двери и тут же заглядываю в комнату.
Внезапно до меня доходит, что это, должно быть, его личное крыло дворца, а эта комната… его спальня.
Мне нельзя здесь находиться. По всем канонам моральных норм и согласно элементарному этикету мне нужно покинуть это место, но я этого, конечно же, не делаю.
Я тихонько раскрываю дверь и делаю шаг внутрь.
Смерть стоит ко мне спиной, опираясь на балюстраду своего балкона на другом конце комнаты. Океан клубящегося тумана заполняет пространство позади него, смешиваясь с пластом ночных теней, кишащих вокруг.
Внутренний голос пытается убедить меня, что нужно немедленно уйти. Ясно, что он хочет побыть один, что он не хочет меня видеть.
Но, конечно же, я не прислушиваюсь.
Я продолжаю наблюдать за ним со своего места у самой двери, когда он поднимает руку, чтобы снять маску в виде черепа со своего лица. Я зажимаю рот ладонью, чтобы не издать ни вздоха, ни звука, когда он кладет эту маску на балюстраду, по-прежнему стоя ко мне спиной.
Сняв маску, он проводит рукой по волосам, откидывает тяжелый капюшон, позволяя угольно-черным прядям беспорядочными волнами ниспадать до воротника.
Мое сердце замирает, пока я продолжаю смотреть; лишь секунду спустя я осознаю, что приблизилась к нему на два шага, движимая любопытством и беспокойством. Мне не нужно видеть его лицо, я и так понимаю, что все, что я сделала, обижает его и давит тяжелым грузом.
Плечи Смерти напрягаются, когда он хватается за балюстраду. Он опускает голову с глубоким вздохом, и его темные волосы падают вперед шелковистым занавесом.
Мое сердце разбивается на миллион кусочков. Мне тошно от одной лишь мысли о том, что я причинила ему столько страданий.
Могу ли я хоть что-то в этой жизни сделать правильно, или я постоянно буду обузой для всех, кто меня окружает? Может, оно и к лучшему, что моя жизнь скоро оборвется.