Прощание

Череде посыпавшихся на Гийома откровений не было конца. Тибо, смеясь, рассказывал ему, как Бенуа во время их второй поездки страховал Лисандра длинной палкой, когда все купались в реке: Бенуа знал, что Лисандр не умеет плавать, вот почему он не стал покупать эту информацию у Проказы. Когда он рисовал крест на двери Лисандра, ему пришлось закатать рукава: красное пятно на запястье было не экземой, а следом от краски. Ну а развернуть ножи Лисандра было проще простого: он лично проверял, как накрыты столы.

Гийом прокручивал время вспять. В поездке в центр, когда пропал голубь, Бенуа сопровождал короля. В обломках Северного крыла он осаждал Мерлина своим подносом с пирожными, чтобы аромат слоеного теста перебил все запахи. Сам Бенуа, разумеется, знал подземный ход как свои пять пальцев. Это он вышел из него последним, и никто не удивился его появлению среди развалин; он спрятал ладью в муравейник, устроив ловушку при помощи взятого на кухне сахара. Его рыжий волос лежал на шахматном поле.

Бенуа связался с Жакаром.

Зачем?

Честолюбие.

Мерзкое, ненасытное, тупое честолюбие. Должно быть, он уже представлял себя самым молодым камергером в истории Северных земель.

Гийом сжал бокал с коньяком так крепко, что тот едва не разлетелся вдребезги. Но когда он вспомнил последнюю деталь, сердце у него упало: Бенуа тоже ночевал во Френельской пещере во время последней поездки. Он видел фигурку из камней. И точно знал, что означает переданный королю рисунок, который он подглядел через плечо. Тибо сломя голову мчался в самую страшную из всех западней.

Капитан выругался вслух. Надо же было, чтобы из всех сновавших вокруг слуг он доверил рисунок именно предателю. Из-за этой нелепой оплошности он сам бросил короля волку в пасть. Ему едва верилось. Что теперь делать? Только одно: предостеречь Тибо. Он должен был лично его предупредить. И уходить нужно немедленно. И пускай еще не внесен свадебный торт – он должен решиться уйти. Глупо. Чудовищно. Понимая, что, возможно, будет жалеть об этом всю жизнь, он провел рукой по обнаженной спине жены под фатой. Ее кожа, ее жар, ее нежность… Ему казалось, что пальцы его никогда не смогут с ней расстаться.

– Мне нужно отойти, прости меня, – прошептал он, и его бархатный голос дрогнул на последних словах.

Гийом встал, и его захлестнула бескрайняя грусть, слишком огромная для одного. Не прощаясь с родителями – ни своими, ни жены, – он пошел прямо к Манфреду, который, увидев его лицо, застыл, даже не опустив руки.

– Манфред, немедленно найдите Бенуа. Это он предал короля.

Вся буря чувств пронеслась на лице камергера. Затем он гордо поднял подбородок и вышел из залы. Искать любимого слугу долго не пришлось: они столкнулись в вестибюле перед бальной залой, между гирляндой и настенным букетом. Бенуа расторопно семенил неподражаемой из-за хромоты и геморроя походкой. С ловкостью циркового акробата он балансировал, держа в одной руке три корзины с фруктами и перекинув через другую стопку белых салфеток. Мокрые от пота волосы липли к вискам.

– Где ты был?

– Вы же видите, Манфред. На кухне.

– Где ты был? – холодно повторил Манфред.

Бенуа сделал смущенное лицо.

– Понимаете, естественная нужда…

– Салфетки, фрукты, уборная. Отговорки.

Манфреду живо вспомнился единственный случай, когда Бенуа разочаровал его: наутро после равноденствия. Пыльный, мятый из-за ночи, проведенной в пути среди посылок, со свертком печенья под мышкой и шишкой на лбу… И вдруг он понял, что так расстроило его в опоздании Бенуа и его виде: в ту страшную ночь не могло быть никакого почтового дилижанса. Лес выл, стихии бушевали, и все заперлись по домам. Бенуа соврал, и Манфред почувствовал это, но не хотел признавать.

А свежее марципановое печенье? Он должен был и правда побывать в Исе. Как же он вернулся без дилижанса? Манфред пришел к тому же выводу, что и капитан: Бенуа вернулся из Иса так же, как король туда попал – по подземному ходу в Северном крыле. Он провел ночь под землей и потому не слышал о разыгравшейся на поверхности трагедии. Вот почему он был так удивлен общим сбором прислуги на рассвете, вот почему так растерянно глядел такими красными глазами.