Корона из незабудок

22
18
20
22
24
26
28
30

— Были сторонниками свергнутого короля. Все предупреждали его об опасности, говорили держать герцога Георга дальше от трона. Требовали даже лишить его жизни, а в итоге лишились жизни сами. Поговаривали, что король устал терпеть наговоры на брата, но я уверен, что это герцог Георг отправил своих громил под видом разбойников. Говорят, среди громил был маркиз, которому леди де Лебрево отказала в юности. И он на ее глазах убил ее мужа и сыновей, а дочерей обесчестил перед убийством. Поговаривают, что леди после такого сама выбросилась из окна.

Что этот маркиз, что барон де Плюсси — отъявленные мерзавцы. Неужто все, у кого были деньги, таковы? Студенты в Университете тоже обращались со мной отвратительно, хотя и магистр, и ректор были по-своему добры.

— Так ты он? Выживший сын де Лебрево?

— Будет ли это иметь значение, если я отомщу за него?

— Месть? Это просьба, которую ты хочешь озвучить?

— Ты разочарована во мне?

Немного. Я не была ни мужчиной, ни рыцарем, и понятие чести, долга и мести казались мне странными. С другой стороны, подвернись моя матушка такому, смогла бы я просто простить убийцу? Разве церковь не учила нас всепрощению? Были ли вещи, которые невозможно простить? Я вспомнила ту ужасную, в кроваво-красных цветах, спальню барона и холодный голос баронессы: «лучше ты, чем я». Да, наверняка у меня бы не хватило силы духа простить их, не сбеги я тогда.

Но вот месть? Положить свою собственную жизнь, поставив во главе ее человека, эту жизнь разрушившего?

— Я бы хотела, чтобы ты жил. И был счастлив.

— Иногда, Мария, мало быть просто живым.

Я стояла так близко к Джону, но никогда ранее не чувствовала себя так далеко от него. Он не услышал бы ни одно мое слово, и я не могла подобрать их так, чтоб изменить его мнение. Так стоило ли сейчас, в вечер перед решающими битвами, портить друг другу настроение? Если у нас есть только одна ночь, почему бы не наслаждаться ей?

Веселая, совсем простая деревенская музыка, и уже пьяный хор голосов из трактира, привлекли мое внимание.

— Потанцуем?

— В трактире?

— Раз я справилась в королевском зале, то и ты сможешь!

Джон распахнул дверь. Внутри весело играл бард, и под его задорные и дерзкие песни плясали обычные жители. Не сложные танцы, повторяющие шаги и перестраивающиеся из линии в линию, требующие паузы и поворотов в точные моменты мелодии, а простые хороводные, где каждый плясал как мог, меняясь парами и возвращаясь к своей под общий смех. Вино тут было кислым и теплым, но пилось легче, а сладости — простые яблоки в меду, можно было отведать, не прерываясь на беседу с устрашающими леди и не боясь, что тебя засмеют за крошки у рта.

И можно было поцеловать Джона под веселое улюлюканье толпы.

Тут мне нравилось куда больше, чем в королевском замке.

Отдыхая от танцев и вина, мы оказались у реки. Я упала в собранную молодую траву — та пахла дурманяще. Джон раскраснелся, и теперь смеялся над последними моими словами, но я даже не помнила, что такого веселого сказала. Он упал рядом, и вместе мы уставились на звезды. Такие яркие и холодные, сегодня они сверкали будто перья на крыльях ангелов. Платье наверняка было безнадежно испорчено, но я и не думала огорчаться. В объятиях Джона было глупо грустить.

— Я так рад, что встретил тебя, — шептал он мне между поцелуями. — Такая беззащитная, такая маленькая, и с таким огромным мнением на все, что правильно и неправильно. Я смеялся над тобой и пренебрегал тобой до момента, пока не стал восхищаться. Твоей самоотверженностью. Твоей безграничной добротой и любовью. Мария, ты словно святая, что спустилась с небе. Держа тебя в объятиях я будто совершая богохульство, но остановиться — выше моих сил.