Метод книжной героини

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кто бы говорил.

– Лана, надеюсь, теперь, когда все закончилось и все шаги выполнены, мы… – Сердце замирает и тяжелеет, покрываясь стеклянной оболочкой. – …мы сможем, наконец-то, спокойно жить дальше, и ты меня больше…

– Не побеспокою, – отвечаю я и слышу треск и хруст в ушах.

– Рад это слышать, – с неподдельным облегчением говорит Елисей.

Звон битого стекла за ребрами заглушает шум просыпающегося города, солнечные лучи меркнут. Снимаю пуховик и отдаю его Елисею. Разворачиваюсь и, словно в прострации, шагаю к выходу с крыши. Слезы застилают взгляд, и я поднимаю руку, прикладывая пальцы к виску, чтобы красиво закончить эту ненастоящую историю, которая, возможно, станет книжной драмой, где герои так и не получили свой счастливый конец. Надеюсь, Кате хватит и этого для вдохновения.

– Это мой жест! – насмешливо кричит вдогонку Елисей.

В мыслях звучит его недавняя фраза: «Все твое теперь мое», и слезы срываются с ресниц горячими каплями.

– Забираю его на память! – бросаю я и скрываюсь за дверью.

Смотрю через стекло автобусного окна, мимо проплывают размытые фасады зданий, машины и редкие прохожие. Пытаюсь отвлечься привычным счетом предметов одинакового цвета, но из-за слез, которые никак не удается обуздать, все кажется мутным и серым. Да что же так больно-то, а? Ничего ведь страшного не случилось, все закончилось очень даже… Закончилось. Верно, вот в чем соль.

Значит, мы с Елисеем больше не будем общаться? Никаких перепалок и подшучиваний? Он не закинет руку мне на плечи и даже не заговорит со мной? Вытираю мокрые щеки рукавом платья и глубоко дышу, всеми силами стараясь успокоиться. Елисей с самого начала хотел лишь одного: чтобы я отстала, и если бы не дурацкий план и подстегивания Кати, то так бы и случилось. Головой понимаю, что все действия Елисея были ложными, но упрямое сердце не желает ничего признавать. Оно подговаривает память и воображение, и перед глазами появляются картинки с крыши в момент признания. Как он смотрел, как шептал о чувствах, как…

Я поверила ему, и от этого так горько, что невозможно терпеть. Обман рушит воздушный замок, оставляя лишь смазанные следы на темном грозовом небе. И я ведь даже злиться на Елисея не могу, потому что сама начала эту ложь, так жестко подставившись. Все как он любит. Я ударила первой, а значит, и виновата тоже я. Он лишь защищался.

Добираюсь домой на автопилоте, и, что удивительно, встреча с отцом уже не кажется страшной. Открываю дверь и снимаю ботинки, путаясь пальцами в шнурках. Папа выбегает в коридор с встревоженным криком:

– Лана! Солнышко! Как ты?! Где ты?..

Поднимаю голову, его лицо бледнеет, а следом сожаление и ужас накладывают свой темный отпечаток. Он делает неуверенный шаг вперед, протягивая руку, и сбивчиво шепчет:

– Что случилось?

– Я уезжаю к маме.

Он приоткрывает губы на коротком вдохе, и его рука опускается.

– Прости меня. Мне так жаль. Я не знаю, как это вышло…

– Знаешь, а я знаю, – отвечаю сурово. – Я уезжаю к маме на каникулы, но если ты не разберешься в себе, то перееду насовсем. Это не ультиматум, я не пытаюсь вынудить тебя, а просто ставлю перед фактом. Мне шестнадцать, пап, а не тридцать. Я не знаю, как тебе помочь. Я и себе еще помочь не могу!

– Солнышко, я…