– Это я виновата. Нужно было поговорить с тобой раньше. Рассказать о наших догадках, и тогда мы были бы готовы.
– Нет! Это моя вина! Как я могла не заметить подвох? Его интерес к Елисею, тебе, вражде с гимназией…
Катя надувает щеки, задерживая дыхание, капли катятся из ее блестящих глаз, оставляя после себя серые разводы. Глубоко вдыхаю, борясь с новым приступом слез. Мы сами выдали все козыри Дьякову, дали ему все, чтобы победить. Шумный выдох слетает с губ, и я вспоминаю сцену из спортивного зала и жесткое: «Уходи». На несколько мгновений мне показалось, что Елисей сказал это серьезно. А может, так и было? Я не знаю. Я уже ничего не знаю, кроме того, что мы круто облажались.
– Идем, – говорю я, хватая Катю за руку. – Скоро папа приедет.
Быстрым шагом добираемся до гардероба, по пути попадается несколько ребят, чьи сухие взгляды царапают сердце. Так легко поверили, так легко отвернулись. Елисей прав, они настоящие идиоты, которые каждый раз выбирают путь наименьшего сопротивления. Да им не генерал нужен, а психолог! Лучше бы вместо физики раз в неделю в школе проводили групповую терапию.
Выходим с Катей во двор, мелкие хлопья снега блестят в свете уличных фонарей. Вижу Елисея у забора, и ноги вмиг наполняются силой. Он ведь верит мне? Должен верить. Он обещал. Приподнимая подол платья, бегу вперед. Все-таки хорошо, что я выбрала любимые кожаные ботинки вместо неудобных туфель. Елисей оборачивается, прижимая руку к носу, по его подбородку стекают ярко-красные капли, воротник рубашки в крови. Распахиваю глаза шире, от ледяного воздуха першит в горле.
– Салфетки есть? – спрашивает Елисей.
– Что случилось? – задыхаясь, выдавливаю я.
– Очевидно, что я больше не генерал.
– Очевидно?! Что с носом?!
Елисей прищуривается, смотрит на Катю, остановившуюся рядом, и возвращается к моим глазам.
– А у вас что с лицами? Птичку жалко? – снисходительно усмехается он. – Вы мне салфетки дадите или подождем, пока я кровью истеку?
Обмениваемся с Катей удивленными взглядами. Подруга торопливо открывает сумку, вытаскивает упаковку влажных салфеток и протягивает Елисею.
– Спасибо, – вздыхает он и выбрасывает в сторону комок испачканного снега.
Елисей вытирает лицо, скручивает одну из салфеток в плотный жгут и вставляет в ноздрю. Отдаю ему куртку, молчание собирается в огромный снежный ком над нашими головами, что вот-вот сорвется вниз. По другую сторону забора вдруг слышится приближающийся хруст снега, а после встревоженный родной голос:
– Лана?!
Папино лицо появляется между прутьев, взгляд мечется от лица к лицу:
– Солнышко, ты была так расстроена, когда позвонила. Я подумал, что-то случилось. Ого! Это ты его так?!
– Конечно нет! – отзываюсь я.
Папа хмурится, разглядывая Елисея. Да уж, не так я представляла себе их знакомство.