– Вот и прекрасно, — сказал он, глядя на больную задумчиво — удовлетворенным взглядом. — Теперь я вижу что мне здесь больше делать нечего.
А потом, повернувшись к женщинам и как будто извиняясь, спросил:
– Вы разрешите мне?..
Когда вдова осталась с ним наедине, страдальческое выражение лица, свойственное больным, вернулось к ней снова. Однако врач, казалось, этого не замечал. Выкладывая предметы из чемоданчика на ночной столик, он все время шутил.
– Для прокорма врачей, — улыбнулся доктор, — лучше уколов еще ничего не придумано.
Теперь заулыбалась и вдова.
– Честное слово, — сказала она, ощупывая через простыню ягодицы, — здесь сплошная рана. Я даже дотронуться не могу.
– А вы и не дотрагивайтесь, — сказал врач.
Она рассмеялась.
– Доктор, можете вы быть серьезным хотя бы по воскресеньям?
Врач оголил ей руку, чтобы измерить кровяное давление.
– Доктор не велит, — сказал он, — вредно для печени.
Пока он измерял давление, вдова с детским любопытством разглядывала круглую шкалу тонометра.
– Самые странные часы, какие я видела в своей жизни, — заметила она.
Наконец, перестав сжимать грушу, доктор оторвал взгляд от стрелки.
– Только они показывают точно, когда можно вставать с постели, — сказал он.
Закончив все и уже сматывая трубки аппарата, он пристально посмотрел в лицо больной, а потом, поставив на столик флакон белых таблеток, сказал, чтобы она принимала по одной каждые двенадцать часов.
– Если не хотите больше уколов, — добавил он, — уколов не будет. Вы здоровей меня.
Вдова Монтьель с легким раздражением передернула плечами.
– У меня никогда ничего не болело, — сказала она.