Сорок одна хлопушка

22
18
20
22
24
26
28
30

Мать передала свиную голову мне и наклонилась, чтобы обнять девочку. Та аж взвизгнула и ещё плотнее уткнулась под мышку к отцу, чтобы спрятаться от матери, будто на её руках были шипы, словно она была торговкой детьми. В нашей деревне торговки детьми появлялись нередко, потому что у нас народ был при деньгах. Не то чтобы они тащили с собой детей или гнали связанных женщин, действовали они хитро и выдавали себя за торговцев расчёсками и густыми гребешками для вычёсывания грязи из волос. Язык у них был подвешен, и актёры они были превосходные, и шуточки отпускали, и рассказывали интересно: одна, чтобы продемонстрировать качество гребня, на наших глазах перерезала им кожаный ботинок.

Мать выпрямилась, отступила на шаг, потирая руки на уровне груди, оглянулась по сторонам, словно ища помощи, повернулась ко мне секунды на три, а потом её взгляд потерял сосредоточенность. От беспомощного выражения на лице матери душа заныла, родная мать всё-таки. Она перестала потирать руки, опустила голову, уставясь в пол, а может быть, на отцовы сапоги – заляпанные грязью, но такие же щегольские. Это было единственное, что на нём осталось в напоминание о былой роскоши. Мать негромко заговорила, словно сама с собой:

– Утром я жестокостей наговорила… Холод на улице, уработалась, не в духе была… Пришла вот просить прощения…

Отец суматошно передёрнулся, словно у него завелись вши, замахал руками и, запинаясь, сказал:

– Ну вот не надо так говорить, ругалась ты по делу, ругалась крепко. Если разгневалась, то тебе не следует просить прощения, это я…

Мать взяла у меня свиную голову и подмигнула:

– Ну чего стоишь, как остолоп? Помоги отцу нести вещи и пошли домой!

Свирепо глянув на меня, она повернулась и пошла к дверям. Старинные двери заскрипели пружинами, белоснежная свиная голова мелькнула и исчезла. Я слышал, как, открывая двери, мать в сердцах выругалась:

– Проклятущие двери…

Я одним прыжком подскочил к отцу и ухватился за набитую холстинную сумку. Отец взялся за наплечные ремни сумки и посмотрел мне в глаза:

– Сяотун, возвращайся с матерью домой и живите счастливо, я не хочу быть вам обузой…

– Нет, – потянул я к себе сумку, – пап, я хочу, чтобы ты вернулся!

– Отпусти, – строго сказал отец, но выражение лица тотчас сделалось унылым. – Человеку честь, что дереву кора, сынок. Хоть и опустился до такого положения, но я всё же мужчина, мать твоя верно сказала, добрый конь на старый выпас не возвращается…

– Но ведь мать уже извинилась перед тобой…

Отец был мрачен.

– Знаешь, сынок, человеку страшно, когда ранят душу, дереву страшно, когда повредят корни… – С небольшим усилием отец вырвал сумку у меня из рук, потом махнул рукой в сторону дверей. – Иди давай, слушайся мать и будь почтительным сыном…

Глаза тотчас стали полны слёз, и я всхлипнул:

– Пап, мы правда тебе не нужны?..

У отца тоже навернулись слёзы:

– Нет, сынок, дело не в этом, ты же умница, должен всё понимать…