– Это ты, что ли, говоришь такое? – мать произнесла эти слова с ярко выраженной иронией, но сразу переменила тон и заговорила торжественно: – Я тоже человек, тоже смертна, тоже из плоти и крови, тоже знаю, что мясо – это вкусно, раньше не ела, дура была, не понимала, что к чему в мире, что человек живой, и если на то пошло, то рот для него самое главное.
Отец разевал рот, размахивал руками, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал. Он отступил немного, тут же шагнул обратно и протянул руку:
– Давай я.
Чуть поколебавшись, мать положила топор на разделочную доску и отошла в сторону.
Отец засучил рукава, закатал заношенную донельзя нижнюю рубашку, схватил топор, занёс над головой и опустил, вроде даже не целясь и без особого усилия, потом ещё раз – и огромная свиная голова развалилась на две половинки.
Мать окинула взглядом уже отступившего отца с абсолютно непонятным выражением на лице, даже я, её сын, считавший, что знаю всё, о чём она думает, что выучил все её уловки, не мог догадаться, что у неё на уме. Словом, с того самого момента, когда отец двумя ударами топора разрубил свиную голову пополам, в сердце матери произошла явная перемена. Надув губы, она вылила полведра воды в котёл. Получилось слишком резко, вода выплеснулась на плиту и лежавшие на ней дрова. Ведро с грохотом отлетело в сторону, так что я вздрогнул. Отец так неловко и растерянно стоял в сторонке, что я и впрямь стал переживать за него. Вслед за этим мать взялась за свиное ухо и бросила половину головы в котёл. Потом схватилась за другое ухо и наладила туда вторую. Мне хотелось предупредить её, что для получения прелестного аромата при варке, нужно, прежде чем закрывать котёл крышкой, добавить укропа, имбиря, лука, чеснока, корицы, кардамона и много других приправ, а ещё следует влить ложку корейского светлого уксуса – это тайный рецепт тёти Дикой Мулихи с тех времён, когда я вместе с отцом частенько тайком наведывался в её ресторанчик поесть мяса и много раз своими глазами наблюдал весь процесс приготовления свиной головы. Кроме того, я своими глазами видел, как отец помогал тёте Дикой Мулихе разрубать её: один удар топором, другой, ну самое крайнее три – и голова развалена пополам. Глядя на отца благодарным взглядом, тётя Дикая Мулиха, помнится, говаривала: «Эх, Ло Тун, Ло Тун, в любом деле ты непревзойдённый мастер!»
Особенность аромата свиной головы, приготовленной тётей Дикой Мулихой, состояла не только в том, что она пользовалась известностью среди деревенских – эти ненасытные едоки разнесли славу о ней до городка, расположенного в десяти ли отсюда, до столовой городских управленцев и главного там – Лао Ханя, и когда тот время от времени наведывался сюда, у ворот раздавался зычный крик «Почтенная Дикарка!» – и тётя Дикая Мулиха тут же выбегала и, радушно улыбаясь во весь рот, приветствовала старшего брата Ханя.
– Приготовила, нет? Оставь мне половину.
– Готовлю-готовлю, ещё чуть-чуть осталось, выпейте пока чаю.
Тётя Дикая Мулиха бросалась со всех ног наливать чай, зажигать сигарету, сияя улыбкой.
– Слыхала: городские приехали, все у тебя здесь поесть хотят, а ещё мэр Хуа собирался, говорил, что хочет с тобой увидеться, почтенная Дикарка, вот удача тебе привалила, слышь, что говорю? Жена у него при смерти, и пары дней не протянет, а как отойдёт, кого как не тебя он возьмёт в дом? Ну а как разбогатеешь, супругой мэра заделаешься, уж не забудь старину Ханя! – Отец натужно закашлялся, будто хотел привлечь внимание Лао Ханя. Тот и впрямь уставился на отца выпученными глазищами и разразился руганью: – Это ты, что ли, Ло Тун, сукин ты сын? Какого хрена ты здесь делаешь?
– А какого хрена мне здесь не быть? – без тени смущения ответил отец. Услышав от него ругательство в ответ на ругательство, Лао Хань сначала надулся от ярости, потом, наоборот, расслабился, усмехнулся, обнажив белые, как известь, зубы, и ехидно процедил:
– Ой, смотри, ты – голь перекатная, а Дикая Мулиха – «мясо монаха Тана»,[39] о ней мечтают многие, а ты единолично лучший цветок захватил, смотри, как бы женилку не оттяпали!
– А ну позакрывали оба рты свои поганые, – рассердилась тётя Дикая Мулиха, – ишь, нашли сладкий плод, соленье на закуску, выведете из себя – порублю обоих!
– Ух, бой-баба! – крякнул Лао Хань. – Только что со всей теплотой к брату, а тут на тебе – совсем по-другому повернулась, не боишься обидеть старого клиента?
Тётя Дикая Мулиха ухватила готовую свиную голову железным захватом. С неё стекал коричневатый сок и исходил щекочущий ноздри аромат. Мне было не оторвать от неё глаз, на подбородок невольно потекла слюна. Тётя Дикая Мулиха водрузила голову на разделочную доску, в руке её сверкнул большой нож – хлоп, и она насадила отскочивший кусок мяса размером с кулак на стальную спицу и приподняла его:
– Держи, Сяотун, голодный котёнок, а то, гляди, подбородок отвалится!
– Почтенная Дикарка, это ты не мне оставила? – обиженно заорал Лао Хань. – Сам мэр Хуа сказал, что хочет отведать твоего мяса!
– Какие ещё, к чертям собачьим, мэр Хуа, секретарь Цао! Тебе они начальники, а мне не указ!
– Ну ты, матушка, крута, нечего сказать, сдаюсь, виноват, идёт? – пошёл на попятный Лао Хань. – Быстро давай заверни несколько кусков мяса в листья лотоса, не вру, правда, мэр Хуа приезжает!