– Благодарю, ваше высокопревосходительство! – Полковник сделал деликатный глоток, обтер после себя горлышко платком, вернул фляжку. – Слушаю вас внимательно!
– Пошли, погуляем на свежем воздухе, – предложил Трепов. – Что-то здесь и вправду душновато… Я вот что подумал, Александр Васильевич: если одного дубровинского исполнителя запустить, и
Герасимов давно уже понял, для чего он вызван, однако отвечать не спешил. Свою партию он должен был сыграть точно и безошибочно. И не разгневать страшного генерал-губернатора, которому подвинуть начальника охранки с занимаемого им кресла – раз плюнуть. И не создать себе репутацию «послушной тряпки», которой можно любую прореху заткнуть.
– Чего молчишь-то? – наседал меж тем Трепов. – Девственницу из себя корчишь? Запачкаться не желаешь? Есть у тебя соображения на сей счет?
– А если нет желания даже соображать про этакое? – решился Герасимов. – Если нету – что, другого искать станете, ваше высокопревосходительство? А для меня, чтоб не болтал, подвальчик подходящий на примете имеете?
Трепов от услышанного несколько опешил. И первой его реакцией было заорать, затопать ногами, поставить негодяя по стойке смирно и немедленно уволить с должности, без пенсионного обеспечения. Но, открыв уже рот, тут же его захлопнул, сообразил: именно этого от него и ждут!
Не дождется, мерзавец! Хочет играть на равных – что ж, сделаем вид, что игра идет на равных, решил он.
Откашлявшись, он прервал затянувшуюся паузу:
– Я гляжу, ты не в духе сегодня, Александр Васильевич? По службе что-то? Или личное?
– По службе и дома все в порядке, Дмитрий Федорович, – тут же ответил Герасимов, ожидая реакцию на свою фамильярность.
Скрипнув неслышно зубами, генерал-губернатор все понял, гордость проглотил. Пообещал лишь сам себе: погоди, Герасимов! Все твои дерзости отольются сторицей! Пересилив себя, улыбнулся:
– Так что, полковник, могу я на тебя рассчитывать?
– Как всегда, Дмитрий Федорович, – беззаботно пожал плечами Герасимов. – Однако такой сложной задачи, признаться, передо мной еще не стояло. В оперативном смысле разыграть все надо сверхточно, каждую мелочь предусмотреть. Ну, с первым исполнителем, положим, все ясно: нужен фанатик-черносотенец, коего Дубровин, надеюсь, подберет. А вот со вторым, с моим то есть – тут посложнее дело будет. Ведь исполнитель нумер два становится главной фигурой в операции.
– Полагаю, что тут нужен человечек из противного черносотенцам лагеря. То есть революционер с хорошим послужным списком. Из твоих «стипендиатов», – вставил Трепов.
– Лучше всего – из евреев, – продолжал размышлять вслух Герасимов. – Ноздрю ликвидирует монархист, а того, в порыве негодования – эсер-максималист, скажем. Идеальный вариант, Дмитрий Федорович!
– Хорошо мыслишь, полковник, – подбодрил Трепов. – Есть у тебя такой на примете?
– Чтобы черносотенца шлепнул? Хоть сегодня десяток таких героев предоставить могу, Дмитрий Федорович. Но есть нюанс один: идейный еврей-революционер тут не годится.
– Отчего же?
– Да от того, что в темную тут не сыграешь. Должен мой ликвидатор знать про то, что случиться с Витте? Должен. Знать и ждать – пока того шлепнут, чтобы в игру вступить. А идейный еврей на такое не пойдет. Ежели и согласится, то, ожидаючи, может и передумать. Ёкнет в головёнке жидовской что-нибудь – и постарается он не допустить ликвидации. Упредит Ноздрю, а то и уберет исполнителя нумер один раньше, чем тот свою партию сыграет… А найти идейного борца с душой подонка очень непросто, господин генерал! Трудно – если вообще возможно.
– Не перестраховываешься, Александр Васильевич? Идеальных-то людей вообще не бывает.