Агасфер. В полном отрыве

22
18
20
22
24
26
28
30

Во второй конверт засургучил коробочку с царским брегетом и коротким письмом Агасферу. Надписал: «Камергеру Павлову в Шанхай. Личный подарок ЕИВ. Передать Бергу М. К.».

Велел курьеру собираться и отнести один конверт в почтово-дипломатическую экспедицию Министерства иностранных дел – для срочной отправки адресату, второй – в секретный сектор делопроизводства военно-учетного отдела Генерального штаба.

Витте вернулся в Петербург 16 сентября 1905 года, задержавшись лишь на несколько дней у императора Вильгельма в Берлине. На вокзале его встретили знакомые и незнакомые лица. Толпа была большая, и Витте с большим трудом добрался до поданного автомобиля. Кто-то из толпы экспромтом сказал приветственную речь.

Было утро. Петербуржцы преимущественно сидели по домам, опасаясь революционной горячки, охватившей северную столицу. Однако многие прохожие, узнавшие автомобиль и самого Витте, приветствовали скромную процессию.

В тот же день Витте был у министра иностранных дел Ламздорфа, а уже на следующий день он получил приглашение приехать к императору в Финляндские шхеры, где тот находился на яхте «Штандарт» со всем августейшим семейством. Государь принял Сергея Юльевича у себя в каюте, поблагодарил за успешное окончание крайне тяжелого поручения.

Здесь же Витте был приятно удивлен, узнав, что возводится в графское достоинство. На другой день был опубликован соответствующий указ, возбудивший все общество. Все левые остались недовольны тем, что мир в Портсмуте не был так позорен, как вся война.

Правые газеты опять начали трубить о том, что Витте, заключив мир, сделал ошибку. Особым нападкам граф был подвержен за уступку южной части Сахалина. Именно с этого дня Витте стали называть графом Полусахалинским. Эту «остроту» немедленно подхватили военные царедворцы и прочая военно-дворцовая челядь, которая делает карьеру, занимаясь дворцовыми кухнями, автомобилями, конюшнями, собаками и прочим.

На третий день, в разгар травли Витте, он нанес визит в некое перестраховочное товарищество по адресу: ул. Таврическая, 17.

Там он с огорчением узнал, что полковник Лавров более не служит, и переведен в Тифлис. Зная, что поездка в Америку подпоручика Новицкого была большим секретом, Витте не решился сказать кому-либо в конторе об истинной цели своего визита. И уже садясь в свой автомобиль, был деликатно остановлен выскочившим из конторы сотрудником в статском.

– Ваше сиятельство, меня зовут Медников, Евстратий Павлович. Прошу прощения, но не дадите ли вы какие-нибудь сведения об Андрее Павловиче Новицком?

– Витте недоверчиво покосился на Медникова. Помедлил с ответом.

– Вам не нужно меня опасаться, ваше сиятельство! Только мы с господином полковником знали об истинной цели срочного отпуска Андрея. О том, что он взял на себя обязанности вашего телохранителя в этой поездке.

– Тогда прошу в автомобиль, господин Медников. Я должен сообщить вам очень печальную весть о Новицком.

Автомобиль, фыркнув сизым дымом, тронулся с места и остановился в двух кварталах от конторы, в безлюдном переулке. Там Витте, не скрывая слез, рассказал о последних минутах подпоручика на борту парохода «Кайзер Вильгельм Великий».

– Вот оно, значит, как, – протянул Медников. – Нету больше Андрейки Новицкого… Да… Адрес его родителей я вам сейчас продиктую, записывайте. Тверская губерния, Торжок. Имение Новицких примерно в четырех-пяти верстах от Торжка…

– Благодарю, господин Медников. И простите меня, ради бога, что не уберег вашего Андрея…

– Ничего, ваше сиятельство. Служба у нас такая… А Лаврову я сам сообщу… Значит, и могилки Андрейки нету?

– Атлантический океан стал его могилой, господин Медников… Прощайте.

На четвертый день своего пребывания в Санкт-Петербурге новоиспеченный граф Витте исчез, прервав череду приемов по случаю своего возвращения из Америки. Сергей Юльевич никому не сообщил ни о причине внезапного отъезда, ни о предполагаемых сроках возвращения в столицу империи.

На шестой день торжокский уездный предводитель дворянства любезно подвез графа Витте в имение Новицких, которое, скорее, напоминало небольшой сельский дом. Услыхав стук колес, старики, ожидающие со дня на день приезда единственного сына, выскочили на отчаянно скрипевшее крыльцо. И с удивлением увидели вместо сына столичного сановника, очень похожего на председателя Комитета министров Витте.