Агасфер. В полном отрыве

22
18
20
22
24
26
28
30

– Секретаря дежурного ко мне…

Адъютант бесшумно канул за дверь и через пару минут пропустил в залу секретаря с письменными принадлежностями. Глубоко поклонившись, чиновник присел на краешек стула за соседний стол, раскрыл бювар, проверил перо и замер в ожидании.

– Пиши: «Его Высокопревосходительству Первому Управляющему российской делегации на мирных переговорах господину Витте Сергею Юльевичу. Руководствуясь исключительно доброю волею и стремлением как можно скорее покончить с кровавой войной, повелеваю: не дожидаясь новых предложений Японской стороны, начать первое после очередного перерыва заседание уполномоченных России и Японии заявлением о Нашей готовности к разделу острова Сахалин с тем, чтобы Южную его часть оставить за Японией. Отвергнуть притязания Японской стороны на денежную компенсацию за Северную половину острова и считать сие последней уступкою России. К сему – Николай».

Закончив диктовку, император осторожно тронул незаметный под густой шевелюрой шрам на правой стороне головы – след от скользящего удара самурайским мечом в японском городишке Оцу, полученного им в далекой юности. Тогда нападение на наследника российского престола едва не положило конец робкому сближению двух соседних государств.

Секретарь ждал, всем своим видом выражая готовность немедленно отправиться в дворцовую телеграфную контору для передачи царской депеши в далекую Америку. Однако Николай медлил, не отпуская его. Еще не поздно было переписать указание главному управляющему – всего-то-навсего приказать Витте дождаться на прерванном раунде выступления главы японской делегации Комуры…

– Проходи, Лавров, проходи! – сделав приглашающий жест, генерал-губернатор Трепов остался сумрачным, присесть не предложил. – Долгонько ты в царских хоромах задерживаешься, я уже и ждать устал…

– Виноват, ваше высокопревосходительство, – не вдаваясь в подробности царской аудиенции, ответил Лавров.

– Ну, как служится, Лавров?

– Стараюсь, ваше высокопревосходительство…

– Плохо стараешься, полковник, – покачал головой Трепов. – Нарекания на тебя поступают. Нехорошо-с!

– Позвольте осведомиться: какого рода нарекания поступают? И от кого, ваше высокопревосходительство?

– С Департаментом полиции общего языка найти не можешь, с их шпионским подразделением сотрудничать не желаешь…

– Позвольте доложить, ваше высокопревосходительство: на эту тему не столь давно я имел беседу с его величеством. И получил от него заверения в том, что он разделяет мои убеждения в невозможности распыления сил и дублирования усилий моего разведочного отделения полицией.

– Ишь ты… Государем, стало быть, прикрываешься? А все ли справедливо ему доложено было, Лавров? Сам знаешь: по-разному доложить можно. Ладно, оставим пока это…

Трепов пошуршал бумагами на столе, нашел нужные и снова поднял на полковника тяжелый взгляд:

– А скажи-ка мне, полковник, где ныне пребывает твой офицер, подпоручик Новицкий?

– Новицкий? Он в положенном по закону отпуске, ваше высокопревосходительство.

– В отпуске, – покивал Трепов. – И где именно он пребывает?

– Не могу знать. Товарищам своим он вроде говорил, что собирается к родителям престарелым в поместье. А в чем непорядок с подпоручиком Новицким, ваше высокопревосходительство?

– Ты мне смеешь вопросы задавать, полковник?! – хрипло задышал Трепов. – Ты что, Лавров? Жандармский мундир носишь, а что перед тобой командующий Отдельным корпусом жандармов – забыл? Обнаглел, каналья?