Лягушки

Я не знал, что и сказать. А что тут скажешь, когда берешь в жены такую тугую на соображение? Она совсем не поняла, что супругой я назвал ее в шутку, чтобы выказать неудовольствие.

– Ладно, жена, Жэньмэй, забирайся на кан. – С помощью ее двоюродных сестер я скинул ей туфли, снял промокшие нейлоновые чулки и поднял ее на кан. Встав на нем, она головой уперлась в бумажный потолок. В этом тесном и низком месте она казалась еще выше, а ее журавлиные ноги были чуть ли не без икр. Ступни тоже не маленькие, почти такие же красивые, как у меня. Так она с голыми ногами и крутилась на крохотном кане размером меньше двух квадратных метров. Вообще-то свидетельницы тоже должны «посидеть на ложе» вместе с невестой, но Ван Жэньмэй одна заняла весь кан, и двоюродным сестрам ничего не оставалось, как только одной встать в углу у стены, а другой присесть на край кана. Словно желая продемонстрировать свой рост, она встала на цыпочки и уперлась головой в потолок. Будто забавляясь, ходила голыми ногами на цыпочках кругами, приплясывала, а потолок шуршал от движений ее головы. Упершись руками в дверной проем, в комнату заглянула матушка:

– Ты, невестка, ежели кан обрушится, где сегодня ночью спать-то будешь?

– Обрушится, так на полу спать буду, – хихикнула та.

К вечеру на трапезу пришла тетушка.

– Сестра деда прибыла! – крикнула она, едва войдя во двор. – Почему никто даже навстречу не выходит?

Мы поспешно выбежали встречать ее.

– Такой дождина хлещет, мы уж думали, ты не придешь, – сказала матушка.

В руках у тетушки был зонт из промасленной бумаги, штаны подвернуты, босая, сандалии под мышкой.

– Подумаешь, дождь идет, хоть бы и ножи падали, а не дождевые капли, все равно пришла бы! – заявила тетушка. – Мой герой-племянник женится, неужто я не приду?

– Какой я герой? – возразил я. – Я кашеваром был, еду готовил, ни одного врага в глаза не видывал.

– Кашевары тоже дело важное. Люди – железо, еда – сталь, если солдат не накормлен, как он пойдет в атаку на врага? – разглагольствовала тетушка. – Скоренько дайте чего-нибудь поесть, подзакушу и в обратный путь. Вода в реке поднялась, мост затопит, мне и не вернуться будет.

– Не вернуться будет, так дома останешься на пару дней, – сказала матушка. – Давненько уже с тобой не болтали, вот сегодня вечером твои разговоры и послушаем.

– Ничего не выйдет, – отрезала тетушка. – Завтра в уезде заседание Народного политического консультативного совета.

– Слыхал, Пао? – обернулась ко мне матушка. – Тетушка твоя большое начальство теперь, в постоянном комитете НПКС.

– Да какое начальство? – хмыкнула тетушка. – Дереза вонючая на тарелочке – кого только нет.

Она прошла в западную комнату, и все бывшие там родственники засуетились. Сидевшие на кане, изгибая спины, слезали с него, чтобы освободить место тетушке.

– Сидите все, как сидели, – сказала она. – Перекушу вот немного и пойду.

Матушка велела моей старшей сестре срочно подать тетушке поесть. Тетушка подняла крышку, взяла пампушку и стала перебрасывать, горячую, обжигающую, из руки в руку, со свистом втягивая воздух. Разломила, подцепила пару раз палочками кусочки свинины с рисовой мукой на пару, смешала все вместе, откусила большой кус и с набитым ртом произнесла:

– Вот так, ни тарелочки не нужно, ни плошки, очень вкусно получается. С тех пор как занимаюсь этим ремеслом, так никогда и не пришлось посидеть и поесть как следует. Дайте взглянуть на вашу комнату новобрачных, – жуя, проговорила она.