Вырвав из рук Чижова меч, она замахнулась и, раскрутившись, запустила им в сердце разъяренного монстра, прямо в окутанную дымкой грудь.
Сталь с хрустом разорвала ткани, мягко, словно в масло, вошла в каменную плоть. Абас замер, с удивлением рассматривая вензель на рукояти, из-под которой на пол уже струилась красноватая жидкость.
– Валите ж отсюда, вашу ж… – кричал Ромкин дед, размахивая прозрачными, призрачными руками.
Чижов схватил Леру за рукав и, что есть сил, потянул к проходу.
– Слышала? Вперёд!!! – хрипел он. – Я здесь уже такого насмотрелся, что охотно верю деду.
Она оглянулась в тот момент, когда Ромка был уже почти на той стороне: серебристая пелена покрылась многочисленными трещинами, принимая его.
На границе происходит самое важное.
На границе нельзя бежать.
Треск и грохот обрушивающихся камней остановил её, почти шагнувшую за границу. Заставил оглянуться.
Грудь Абаса распахнулась, выпуская наружу кроваво-красный поток дымящейся, жгучей лавы.
Прозрачные фигуры деда Назара, Василия и едва пришедшей в себя Сони от нахлынувшего на них жара покрылись чёрной пеной, испаряясь.
От слепящего жара слезились глаза, перехватывало дыхание. Кожу опалило огнем.
Она – Врата.
Она не может бежать.
Она здесь, чтобы остановить это. Она действовала ва-банк. Не зная правил, действуя вслепую, она интуитивно складывала детали многогранной головоломки, ключа от которой у неё было. Но она уже могла догадаться, каков он, ключ.
Остановить огонь может вода.
Она представила холод. Почувствовала его в себе. Представила, как искрящаяся корка покроет чёрную лаву, укроет прозрачным саваном. А на нем расцветут узоры.
Как тогда, у лифта в доме Чижова. Тогда она испугалась.
Она прикрыла глаза, вспоминая, как тогда растекались из-под пальцев морозные узоры, выставила вперед раскрытую ладонь, ожидая принять смертельный жар, но кожи коснулась прохлада.
Абас исчез. От огненной реки поднимался обильный пар, она чернела, застывая и тут же испаряясь белым легким облаком.