Приглашение на казнь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Когда волчонок ближе познакомится с моими взглядами, он перестанет меня дичиться. Кое-что, впрочем, уже достигнуто, и я сердечно этому рад, – говорил м-сье Пьер, сидя, по своему обыкновению, бочком к столу, с плотно скрещенными жирными ляжками, и беря одной рукой беззвучные аккорды на клеенкой покрытом столе. Цинциннат, подпирая голову, лежал на койке.

– Мы сейчас одни, а на дворе дождь, – продолжал м-сье Пьер. – Такая погода благоприятствует задушевным шушуканиям. Давайте раз навсегда выясним… У меня создалось впечатление, что вас удивляет, даже коробит, отношение нашего начальства ко мне; выходит так, будто я на положении особом, – нет, нет, не возражайте, – давайте уж начистоту, коли на то пошло. Позвольте же мне сказать вам две вещи. Вы знаете нашего милого директора (кстати: волчонок к нему не совсем справедлив, но об этом после…), вы знаете, как он впечатлителен, как пылок, как увлекается всякой новинкой, – думаю, что и вами он увлекался в первые дни, – так что пассия, которой он теперь ко мне воспылал, не должна вас смущать. Не будем так ревнивы, друг мой. Во-вторых, как это ни странно, но, по-видимому, вам до сих пор неизвестно, за что я угодил сюда, – а вот когда я вам скажу, вы многое поймете. Простите, – что это у вас на шее, – вот тут, тут, – да, тут.

– Где? – машинально спросил Цинциннат, ощупывая себе шейные позвонки.

М-сье Пьер подошел к нему и сел на край койки.

– Вот тут, – сказал он, – но я теперь вижу – это просто тень так падала. Мне показалось – какая-то маленькая опухоль. Вы что-то неловко двигаете головой. Болит? Простудили?

– Ах, не приставайте ко мне, прошу вас, – скорбно сказал Цинциннат.

– Нет, постойте. У меня руки чистые, позвольте мне тут прощупать. Как будто все-таки… Вот тут не болит? А тут?

Маленькой, но мускулистой рукой он быстро трогал Цинцинната за шею, внимательно осматривая ее и с легким присвистом дыша через нос.

– Нет, ничего. Все у вас в исправности, – сказал он наконец, отодвигаясь и хлопая пациента по загривку. – Только ужасно она у вас тоненькая, – но так все нормально, а то, знаете, иногда случается-Покажите язык. Язык – зеркало желудка. Накройтесь, накройтесь, тут прохладно. О чем мы беседовали? Напомните мне.

– Если вы бы действительно желали мне блага, – сказал Цинциннат, – то оставили бы меня в покое. Уйдите, прошу вас.

– Неужели вы не хотите меня выслушать, – возразил с улыбкой м-сье Пьер, – неужели вы так упрямо верите в непогрешимость своих выводов, – неизвестных мне вдобавок, – заметьте это, неизвестных.

Цинциннат молчал, пригорюнившись.

– Так позвольте рассказать, – с некоторою торжественностью продолжал м-сье Пьер, – какого рода совершено мною преступление. Меня обвинили, – справедливо или нет, это другой вопрос, – меня обвинили… В чем же, как вы полагаете?

– Да уж скажите, – проговорил с вялой усмешкой Цинциннат.

– Вы будете потрясены. Меня обвинили в попытке… Ах, неблагодарный, недоверчивый друг… Меня обвинили в попытке помочь вам бежать отсюда.

– Это правда? – спросил Цинциннат.

– Я никогда не лгу, – внушительно сказал м-сье Пьер. – Может быть, нужно иногда лгать, – это другое дело, – и, может быть, такая щепетильная правдивость глупа и не приносит в конце концов никакой пользы, – допустим. Но факт остается фактом: я никогда не лгу. Сюда, голубчик мой, я попал из-за вас. Меня взяли ночью… Где? Скажем, в Вышнеграде. Да, – я вышнеградец. Солеломни, плодовые сады. Если вы когда-нибудь пожелали бы приехать меня навестить, угощу вас нашими выш-нями, – не отвечаю за каламбур, – так у нас в городском гербе. Там – не в гербе, а в остроге – ваш покорный слуга просидел трое суток. Затем экстренный суд. Затем – перевели сюда.

– Вы, значит, хотели меня спасти… – задумчиво произнес Цинциннат.

– Хотел ли я или не хотел – мое дело, друг сердечный, таракан запечный. Во всяком случае, меня в этом обвинили, – доносчики, знаете, все публика молодая, горячая, и вот: «Я здесь перед вами стою в упоенье…» – помните романс?[35] Главной уликой послужил какой-то план сей крепости с моими будто бы пометками. Я, видите ли, будто бы продумал в мельчайших деталях идею вашего бегства, таракаша.

– Будто бы или… – спросил Цинциннат.