– Ты меня не поняла. Я просто вспомнил: раньше ты не любила, чтобы на тебя смотрели, когда ты спишь.
– Раньше да… но теперь я иногда боюсь… оставаться одна…
– И со мной это бывало, – сказал я. – В госпитале, после операции. Тогда я все боялся уснуть ночью. Все время бодрствовал и читал или думал о чем-нибудь и только на рассвете засыпал… Это пройдет.
Она прижалась щекой к моей руке:
– И все-таки страшно, Робби, боишься, что уже не вернешься…
– Да, – сказал я. – А потом возвращаешься, и все проходит. Ты это видишь по мне. Всегда возвращаешься, хотя необязательно на то же место.
– В том-то и дело, – ответила она, закрывая глаза. – Этого я тоже боюсь. Но ведь ты следишь за мной, правда? – Слежу, – сказал я и провел рукой по ее лбу и волосам, которые тоже казались мне усталыми.
Она стала дышать глубже и слегка повернулась на бок. Через, минуту она крепко спала.
Я опять уселся у окна и смотрел на дождь. Это был сплошной серый ливень, и наш дом казался островком в его мутной бесконечности. Я был встревожен. Редко случалось, чтобы с утра Пат была печальна. Еще на днях она была оживленной и радостной, и, когда проснется, может быть, все будет по-другому. Я знал – она много думает о своей болезни, ее состояние еще не улучшилось, – это мне сказал Жаффе; но на своем веку я видел столько мертвых, что любая болезнь была для меня все-таки жизнью и надеждой; я знал – можно умереть от ранения, этого я навидался, но мне всегда трудно было поверить, что болезнь, при которой человек с виду невредим, может оказаться опасной. Вот почему, глядя на Пат, я всегда быстро преодолевал тревогу и растерянность.
В дверь постучали. У порога стоял Хассе. Приложив палец к губам, я тихонько вышел в коридор.
– Простите меня, – с трудом вымолвил он.
– Зайдемте ко мне, – предложил я и отворил дверь своей комнаты.
Хассе остался в коридоре. Казалось, что его лицо стало меньше. Оно было бело как мел.
– Я только хотел вам сказать, что нам уже незачем ехать, – проговорил он, почти не шевеля губами.
– Вы можете войти ко мне – фройляйн Хольман спит, у меня есть время, – снова предложил я.
В руке у него было письмо. Он выглядел как человек, в которого только что выстрелили, но он еще не верит этому и не чувствует боли, он ощутил пока только толчок.
– Лучше прочитайте сами, – сказал он и дал мне письмо.
– Вы уже пили кофе? – спросил я.
Он покачал головой.
– Читайте письмо…