— Фистинг, футфистинг, мумификация, копрофилия, удушение, прокалывание и шрамирование — подобными видами извращений я не страдаю. Так что затрагивая тему о моей Разумности в плане моих увлечений и предпочтений, можно было изначально догадаться, что я не являюсь садистом в распространенном представлении данного понятия. И я никогда не сделаю того, что тебе может не понравится. Разве я тебя изначально не поставил перед фактом, что ты будешь получать удовольствие от всего, что я буду с тобой делать? А без Добровольности, моя девочка, такое, увы невозможно. Насильно ведь мил не будешь, как и сгорать от страсти против своей воли. Человека нельзя заставить хотеть и тем более сходить с ума от перевозбуждения, если он изначально на это не настроен. Так что не стоит, Эллис. Не обманывайся и не пытайся убедить меня, что ты здесь не по собственному желанию. Ты хочешь меня и заводишься только от осознания, что я рядом. И я сильно сомневаюсь, что тебя вообще пугали мысли и фантазии, касательно моих планов на тебя.
Этот бешеный полет с перерывами на невесомое парение никогда не закончится… ты сам его не прекратишь, пока будешь держать свою руку на моем сердце и попеременно сжимать/разжимать на нем пальцы. И как быстро ты меняешь этот темп, играясь моими чувствами с новым острым натяжением твоих красных нитей. Достаточно сменить ироничную улыбку на ее полное отсутствие с потяжелевшей платиной черного золота твоих неприступных глаз, скользнуть их лезвиями по моему податливому рассудку, и меня тут же топит приступом панического удушья, выжигает циклическим разрядом подкожной лихорадки. И закричать, забиться в угол дивана, затыкая уши и зажмуривая до одури глаза — это самая наименьшая реакция шокированного тела и сознания, на которую меня неосознанно тянет из-за тебя, и которую ты не позволишь мне совершить пока твои пальцы удерживают подле себя в желаемой тебе форме и положении.
— Но я… боюсь боли. Я не переношу ее… и не хочу, — пожалуйста, отпусти. Не надо. А лучше обними и успокой, иначе я сама не выдержу, потянусь за твоими губами первой и плевать, что ты снова выиграешь и докажешь свою правоту. Да, я хочу тебя, даже под нереальным прессом собственных страхов и твоего усиливающегося подавления. Я ХОЧУ ТЕБЯ.
И мне просто невыносимо смотреть с такого близкого расстояние в твое лицо, видеть насколько ты реален, осязаем и до невероятности силен. Смотреть в твои глаза, на твои губы, чувствовать на себе невыносимое скольжение твоего дыхания и не иметь возможности тебя поцеловать, потому что ты продолжаешь контролировать все это безумие, каким-то немыслимым способом, контролировать импульсы моего тела и всю меня.
— Боль — понятие растяжимое, Эллис. И как элемент сексуальных игр, она разительно отличается от тех представлений, которые ты ей приписываешь. Тем более я не отношусь к садистам-извращенцам, и мне не интересны физические страдания моих партнеров. Я люблю стимулировать болью чужое возбуждение, а это совсем разные вещи: причинять телесные увечья мазохисту, потому что ему нравится именно данный способ "наслаждения", или добавлять в тематические сессии некоторые изыски из болевого воздействия. В этом плане я скорее Бархатный Доминант, хотя… в пределах данной квартиры и подле моей руки ты обязана называть меня Мастером. Мастер, Господин, сэр, и никаких "Дэниэл", "Дэнни" и прочих фамильярных обращений. И кстати, на счет главных пунктов Протокола касательно твоего положения в этом доме. Со временем я ознакомлю тебя с полным его списком, а пока остановимся на самых его ведущих и первостепенных перечнях, которые тебе необходимо знать и придерживаться не зависимо от места, ситуации и времени.
Вот теперь ты сжал сердце до окончательной его остановки и даже не скрыл, что хотел сделать именно это — погрузить меня в кому на несколько невыносимо долгих секунд, чтобы через время вогнать в мою грудную клетку длинную иглу со своей отмеренной дозой персонального адреналина. Да, это оно и было… Твоя последняя черта, грань, предел, за которые я не должна переступать едва не под страхом смерти.
Никаких поблажек для тебя и не намечалось, Эллис. И ты действительно находишься там, куда тебя так красиво определил в свое личное пользование твой бывший парень и бывшая сумасшедшая любовь всей твоей жизни, а ныне Господин Дэниэл Мэндэлл-младший. И совсем очень скоро ты научишься разбираться во многих тонкостях своей новой жизни и далеко не из почерпнутой базовой информации глобальной сети. Да, скоро ты узнаешь, чем отличается обычный Верх от Садиста и двух самых последних значений данной иерархической цепочки так пугающей тебя до смерти Темы с пометкой БДСМ. Что Мастер — это не просто слово-приставка и не повседневное звание-титул, которым так приятно ласкать свой слух Мэндэллу твоими устами. И он не просто так назвал себя Мастером, а именно Твоим Мастером, так кстати "забыв" добавить к нему ключевое слово Черный, как и пояснить отличия между понятиями Саба-Нижняя-Рабыня.
Да, мне с лихвой хватило и этих исключительных моментов с твоими подробными указаниями, касательно моего обязательного соблюдения определенных пунктов твоих правил на твоей территории и под тобой. И слава богу, что ты решил пощадить часть моего разума, а не вырывать его полностью с корнями в этот же вечер, иначе ближайшей истерики я бы точно не миновала.
— Все что ты должна сейчас усвоить и запомнить, как Отче наш, это три неоспоримых для тебя закона — априори, за нарушение которых будет выписываться максимальная мера наказания, — (господи, что ты делаешь? Зачем сжимаешь пальцы еще сильнее? Оно же уже остановилось. Если усилишь давление, оно же попросту разорвется, зафонтанирует артериальной кровью) — Первое — никаких поцелуев в губы и тем более с проявлением в этом плане собственной инициативы.
Боже… первый разрыв, вроде такой небольшой, но до дикости болезненный под безжалостным нажимом твоей ладони и окончательно почерневшего взгляда. Первая петля — на горло и сердце. Ты буквально перехватываешь мое дыхание своим, затягивая узорные стежки на первых разрывах ласковым скольжением своих ленивых пальцев, чтобы я четко прочувствовала каждый из твоих жестов с нестерпимыми манипуляциями Черного Хирурга…
Почему же так больно? Что за бред? Никаких поцелуев? Это же просто смешно. И разве подобное нелепое условие способно причинить такую острую боль буквально до нестерпимого желания закрыть глаза и заорать? Но ты ведь специально не ослабляешь хватки именно поэтому. Тебе необходимо смотреть мне в глаза и считывать мою реакцию на глубине недостижимой даже для меня. И ты делаешь это, держишь мой взгляд мертвой хваткой, чтобы и я видела тебя — видела, понимала и чувствовала, что это не шутка… и такими вещами ты никогда и ни при каких обстоятельствах шутишь не будешь…
— Второе… — всего лишь небольшая пауза, чтобы на время ослабить давление нескольких клинков и провести их ласковым скольжением по моему обескровленному личику, коснуться волос живым физическим жестом над моим лбом и задержать последующее невесомое движение тыльной стороны пальцев на щеке и скуле. — Никаких объятий. Попыток дотронуться или ухватиться не важно с какой целью — привлечения моего внимания или каких-то конкретных манипуляций. В твои привилегии это не входит. Только когда я лично дам разрешение что-то сделать и прикоснуться к одной из частей своего тела не важно чем — пальцами, волосами, губами. Все твои действия связаны только с моими прямыми приказами.
Кажется это уже был окончательный предел, тот самый, из-за которого не возвращаются. Да я и не хотела. Я вообще не понимала, почему продолжала сидеть, смотреть на тебя, видеть и слышать. Разве мертвые обладают такими способностями? И разве в твоей тьме возможно что-то разглядеть и расслышать? И может ли разорванное в клочья сердце запустить свою судорожную пульсацию под живым током твоего дыхания, добивающих слов и невыносимо нежных прикосновений твоей ладони? И ПОЧЕМУ ТЫ ИМЕЛ ПРАВО ДО МЕНЯ ДОТРАГИВАТЬСЯ, А Я ДО ТЕБЯ НЕТ?
— И последнее, не менее важное, если не более, — да, тебе мало двух контрольных ударов, без третьего никак не обойтись, и ты сделаешь его не смотря ни на что, даже если я сейчас сползу на пол к твоим ногам и буду со слезами умолять остановиться и не продолжать. Ты все равно совершишь этот шаг, к своей заветной Черно-Красной мечте непримиримого мстителя и безжалостного палача. И, да, ты добьешь меня, чтобы воскресить инъекцией своего дыхания и прямым массажем на открытом сердце.
— Я уже предупреждал тебя в своем кабинете в среду, что не потерплю никаких разговоров о своей семье ни в каких формах, намеках и прочего. Поэтому просто хочу тебе об этом напомнить еще раз и более доходчиво. И это будет касаться всего, что связано с моей личной жизнью. Не пытайся, не надейся и даже не пробуй делать каких-либо попыток меня разговорить и тем более открывать свой ротик без моего на то разрешения. Здесь говорю только я, и только я позволяю или не позволяю задавать вопросы и о чем-то просить, как и я решаю, отвечать мне на них или оставить без должного внимания.
— И после этого, хочешь меня убедить, что я соглашусь на все эти условия добровольно? — похоже это было последнее, что вырвалось из меня помимо моей воли и раньше, чем я успела осознать, что говорю.
Это же невозможно. Неужели мертвые умеют еще и разговаривать?
Или мне было мало трех твоих выстрелов в упор, трех вогнанных в мое сердце кинжалов? Мне надо было лично, глаза в глаза, увидеть, как ты меня разорвешь всеми своими клинками одновременно, погрузив их в меня до упора своим бездушным взглядом.
— Не просто согласишься, Эллис… И это не условия… Это твоя новая жизнь — ее ведущая основа, краеугольный камень, фундамент твоего нового бытия. И мне ничего не стоит доказать тебе, что ты будешь все это делать добровольно, буквально с этой самой минуты. Но только после этого, ты уже не сможешь бездумно открывать свой ротик и произносить нечто подобное без последующего соответствующего наказания за свои непозволительные действия и слова.
Ты явно надо мной издевался. Это не могло быть правдой и всерьез произносимыми тобою фразами. Такие вещи не говорят таким спокойным отмороженным голосом и с не менее бесчувственным взглядом.
ebooksa