В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

Я поняла, что ты зашел за стенку, что что-то делал или хотел взять в смежной "комнате", и ты действительно никуда не торопился и не спешил, словно у тебя был впереди не только этот вечер и следующая за ним ночь, а как минимум целых десять лет. Размеренные шаги, неспешные движения, спокойные и мягкие прикосновения пальцев и рук к неопределенным вещам и предметам. Все равно что лежать на операционном столе без вколотой в кровь обязательной дозы анестетика и слушать (а может и смотреть), как твой личный хирург готовит инструменты к предстоящему вскрытию твоей грудной клетки.

И нет, ты не заставил меня ждать целую вечность, как и умирать от страха под незатихающими приливами острого возбуждения. И я не пыталась определить, когда и как скоро ты вернешься. Я просто ждала и… хотела. Сходила с ума, плавилась и тонула в этом чистом безумии. Чтобы в конечном счете дернуться и оцепенеть под очередной вымораживающей дозой жидкого азота в кожу, легкие и сердце, в момент твоего возвращения. И даже в эти растянувшиеся до бесконечности секунды ты умудрился расцарапать мое парализованное сознание, обостренный слух и натянутые нервы скрежетом мебельных роликов о паркет.

Тлеющими остатками здравого разума я прекрасно понимала, что сильная акустика огромной залы и деревянное покрытие пола увеличивали большую часть звуков и поглощаемую вибрацию эха в несколько раз, но ничего не могла поделать с реакцией своего шокированного тела и рассудка. Мое воображение рисовало в голове все, что угодно, но только не возможный столик-тележку на роликах. И меня буквально резало скрипом этих гребаных колесиков до самой последней секунды, пока он не оборвался всего в нескольких футах от меня (или, вернее, возле подлокотника дивана) и не сменился на твои приближающиеся шаги.

Вот теперь я окончательно спятила, если за все это время не подумала пошевелиться и ослушаться твоего приказа. И продолжала сходить с ума и дальше, слушая, впитывая и прожигая на чистой пленке своей памяти твою наползающую черную тень до самой последней октавы и царапающей гранулы.

И я снова не успела вдохнуть чистого воздуха полной грудью перед тем, как ты меня накрыл и оборвал эту ничтожную связь с жизнью Эллис Льюис, вырвав ее сознание в пределы твоей реальности и твоего токсичного кислорода.

— Поднимись… развернись ко мне спиной и сядь попой на голени… в позу покорности номер один. — боже милостивый… если бы ты просто это произнес, а не коснулся моей шеи, не скользнул по ней будоражащим обхватом длинных пальцев в… холодной кожаной перчатке, буквально вогнав в мое оцепеневшее тело новый комплект пронзающих до самого мозга костей ледяных игл. Не накрыл своим гребаным мраком мой остекленевший рассудок, не окутал и не затянул тугими эластичными бинтами своей мерзкой вязкой тьмы мои глаза и всю меня с головы до ног.

Я не успела осознать и почувствовать, как вообще поднялась (или это сделал ты, твои знающие руки, потянувшие меня за твои тонкие красные нити и продавившие нужную комбинацию болевых точек на моей коже). Только уловить обрывками тонущего сознания пульсирующие волны ментоловых ожогов в сомлевших руках от плеч и до самых кистей, когда по наивной привычке попыталась ими пошевелить или использовать для того, чтобы привстать. И чуть не всхлипнуть от острой рези в коленках при попытке развернуться на них к тебе спиной.

Казалось, дрожь только усилилась с очередной окончательной потерей визуального контакта с тобой, но только не с твоей тенью и не твоим гиперосязаемым телом, твоими руками в этих… жутких черных перчатках, продолжавших скользить и царапать своей холодной фактурой по моему обнаженному горлу, подбородку и скулам… бл**ь… Обхватить, приподнять мое лицо снизу мягким ласковым давлением любующегося эстета-палача, "ненавязчиво" заставляя потянуться макушкой головы вверх, вытянуть шею, интуитивно опуская плечи и выпрямляя позвоночник со спиной в одну перпендикулярную полу линию. Моментально оцепенеть от понимания, что все это я делаю едва не на подсознательном уровне, будто мое тело само знает, что ты от него требуешь и что хочешь от меня. Практически ничего не видеть перед собой затуманенным взглядом, словно это уже не имело никакого значения, словно это все равно было ненадолго. И не важно, успею я запомнить последнее место своего нахождения и в какой стороне выход из залы, где окна (да, пусть пока еще за моей спиной) и остальные стены, под резными панелями натурального темного дерева с нишами под твою коллекцию средневекового оружия. Все это уже не имело ровным счетом никакого долбанного значения, поскольку я смотрела на несущую перед собой стену в последний в этот вечер раз.

— Умница… Запомни, в этой позе ты обязана встречать меня всегда. И она должна быть идеальна. Никаких сутулых плеч, спины колесом и сникшей головы, как и лишних телодвижений. Сидеть и ожидать моих дальнейших приказов, и не важно, что я при этом делаю или сколько времени не подхожу к тебе.

О, господи… Я даже не успеваю полностью принять в свой офигевший разум весь контекст произнесенных тобою фраз, осознать смысл сказанного и услышанного именно на уровне аналитического режима, прописать по окоченевшему сознанию четкое осмысление, что это не шутка, что ты серьезен и спокоен, как никогда. Меня попросту кроет твоими следующими действиями, твоими руками, все так же придерживающими меня под скулы и за шею. На какой-то момент ты прижал меня затылком уже знакомым жестом к своему животу, заставив ощутить под гладкой тканью брюк каменную упругую мышцу эрегированного члена, буквально вынудив зависнуть в этом осязании на несколько головокружительных сладких секунд. Чтобы я не забывала, чтобы мое тело отреагировало моментальной вспышкой неспящего возбуждения, резанувшего вибрирующими притоками горячей пульсации по распухшим складкам и интимным мышцам занывшей киски.

— Помни, ты должна радовать глаз и внимание своего Мастера, как своей чистотой, покорностью, грацией тела, так и умением произвести должное впечатление — использовать свои природные данные только для моего эстетического удовольствия.

И как после этого я не скатилась по твоим ногам без сознания на пол? Как я вообще могла ощущать новые приливы горячей вязкой патоки, стекающей по ноющим стеночкам моего сокращающегося влагалища и заскользившей по натянутому колечку вагинального входа обильными каплями откровенной похоти? Еще несколько минут и чулки на моих голенях покроются влажными вызывающими пятнами.

Но я не только устояла и удержалась на поверхности твоей живой реальности, в сжимающихся спиралях твоей окутывающей сущности и твоего сильного тела. Я ничего не могла с этим сделать, сделать с собой, со своим разумом и обостренной чувствительностью, со своими желаниями и неумолимыми импульсами собственного, вышедшего из под контроля организма. Это уже была не я. Не Эллис Льюис, и далеко не Алисия Людвидж.

И мне не надо было закрывать глаз самой, чтобы погрузиться в липкие топи твоей сгущающейся тьмы. Достаточно одного ощущения тебя за своей спиной, твоих рук, собирающих с моих плеч и груди все пряди волос, соскользнувших вперед при моей первой унизительной позе покорности, чтобы завести их все мне за спину, за шею и собрать в один жгут.

Опять косичка? Боже правый… опять твои пальцы в моих волосах и на воспаленной коже скальпа. Уже достаточно и этого, чтобы моя опухшая киска заныла в ответ надрывными толчками по растертым эрогенным точкам. Ты не давал мне и секунды на возможность всплыть и насытить мой разум чистым кислородом, натягивая мои пряди волос со своими невидимыми нитями мягкими захватами, царапая и раздражая горящую кожу на голове и шее ненавязчивыми движениями-касаниями…

Но когда перед моими глазами опустилась черная полоска широкой кожаной повязки, еще не коснувшейся моего лица… меня все-таки вырвало на какое-то время из твоего гребаного омута, резанув по парализованному сознанию шокирующей вспышкой отрезвляющей действительности. Я чуть было не вжалась спиной и затылком в твои бедра в конвульсивной истерике.

— Тише… тшшш… — твоя ладонь тут же оплела мои скулы и шею успокаивающим захватом, снова прижимая меня затылком к твоему теплому твердому животу (да, бл**ь, я чувствовала его живое тепло даже сквозь несколько слоев тканей костюма и сорочки), большим пальцем поглаживая холодную щеку и контур дрожащих губок вокруг раскрытого от участившегося дыхания ротика. — Это всего лишь повязка на глаза для сенсорной депривации. Для более обостренной чувствительности твоего тела. И так ты теперь не сможешь подсматривать и видеть, что я делаю. Обещаю, Эллис, тебе понравится. Просто расслабься, успокойся и дыши в полную грудь, как я тебя учил. Ничего плохого не случится. Я рядом и слежу, чтобы тебе было удобно и хорошо. Просто доверься моим рукам, собственным ощущениям и инстинктам своего тела, и приближение ожидаемого и самого желанного приза перейдет в сладчайшие минуты незабываемого наслаждения.

Неужели такое возможно? Умирать от панического страха и терять остатки здравого рассудка под ласками твоей убаюкивающей руки, под звучной вибрацией твоего голоса на перетянутых струнах агонизирующего сознания. Как ты мог говорить и обещать такое, прекрасно осознавая, что у меня практически не было для этого собственного выбора? Зачем резал ложной надеждой, что я еще имела какие-то права и волеизъявление? Или тебе просто нравилось смотреть, вбирать через прикосновения своих пальцев циклическую дрожь моего вжимающегося в тебя тела, как и успокаивать, наслаждаясь своей безграничной властью собственника и пресыщенного палача-садиста.

— Здесь только ты и я. Никого больше на всю квартиру. Только я…

Да, бл**ь… только ты. И только тебя я должна была теперь ощущать и впитывать всем своим естеством до конца этого дня, позволяя только тебе делать все те вещи, на которые я бы не рискнула пойти добровольно в здравом уме и трезвой памяти при иных обстоятельствах и тем более с другими людьми. И на вряд ли это было доверие или что-то другое в подобном духе. Я вообще не знаю, что это было и чем я стала в твоих руках за столь короткий срок, почему ты имел такую власть надо мной, и почему я не хотела сопротивляться именно тебе? И повязка на глаза — это просто ничто по сравнению с тем, что меня ожидало на той стороне.