В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

— Эллис… не вынуждай повторять меня дважды, иначе второй способ приказа тебе не понравится, — нет, ты не повысил голоса ни на тон, хотя его жидкий азот влился в мои легкие и вены через твой звучный бархатный шепот ощутимой вымораживающей вибрацией, и меня передернуло, перекрутило изнутри жесткими жгутами запредельного ужаса с такой силой, как если бы ты прокричал мне все это в лицо с жестким ударом выбивающей дух пощечины. — И только не надо делать удивленных глазок, якобы не понимая, о чем я говорю. Если знаешь, что такое БДР и фистинг, в дополнительных пояснения о позах покорности ты определенно не нуждаешься… ЖИВО. На пол.

И ты не стал меня подталкивать ни рукой, ни перенаправлением глаз безмолвного приказа указывающего в сторону взгляда. Просто, разжал пальцы, отпуская мою голову, но не ослабляя давления своих черных клинков, молча и терпеливо выжидая, когда я заставлю себя проделать хоть какое-то подобие ответного движения. Как попробую подтянуть трясущуюся левую ногу, абсолютно не соображая зачем это делаю и почему не падаю без сознания на сиденье и подлокотник дивана спиной.

У меня даже не возникло мысли, что я вообще могла ничего не делать. Просто тупо сидеть и ждать, пока тихо скончаюсь от большой "кровопотери" твоих "порезов" или наконец-то впаду в истерику, сорвавшись с граней твоей реальности в долгожданное освобождающее сумасшествие. Неужели я могла допустить мысль, что ты мог принудить меня насильно и заставить выполнять все твои безумные условия против моей воли? Что? Чтобы ты сделал, если бы я действительно заупрямилась, вцепившись до боли пальцами в обивку дивана и напрочь отказываясь двигаться с места?..

Это точно была не я, определено не я, а то, что от меня осталось благодаря всем твоим последним хирургическим вскрытиям и перепрошивкам. Эта Эллис Льюис совершенно не соображала, что делала и для чего, как и не чувствовала, не запоминала часть своих проделанных действий, но только не твоей близости, не твоего взгляда, ни твоей гиперосязаемой черной сущности и тебя самого. Ее могло выколачивать подкожной лихорадкой, топить изнутри выжигающим напалмом смертельных доз адреналина, резать по позвоночнику сухим ознобом, рвать на части сознание, разум и оголенные нервы, но только не глушить твою наползающую тьму, не твои клинки окаменевшей смолы, скользящие по моей обнаженной коже и внутренностям с просачивающимся мраком твоей живой тени.

Часть проделанных мною телодвижений выпадала из памяти с пазлами моих конвульсивных мыслей. Я не знаю, как это сделала, или что меня заставило это сделать (но уж точно не я сама), сползти с дивана практически сразу на колени на холодный впившийся в кожу и онемевшие кости паркет. Да я бы элементарно не смогла подняться на ноги в полный рост, не то чтобы устоять на неустойчивой опоре длинных каблуков. Я уже сама дико мечтала упасть, растянуться на этом треклятом трехмерном рисунке черно-белой шашечки и далеко не в изящном исполнении гибкой и соблазнительной кошечки. Мне бы хоть как-то продержаться, не поскользнуться и не убиться раньше времени.

Меня все равно шатает, раскачивает изнутри взбесившейся аритмией и ненормальной дрожью. В какой-то момент сознание просто переключается на частоту волн из пустого белого шума, замыкая и вырубая под корень большую часть способности здраво мыслить, как и понимать (анализировать) происходящее с прошедшим. Одно только горящее в огне сухого льда и жидкого пламени мое обнаженное тело и оголенная до нервов и костей агонизирующая сущность. И я едва не завалилась на бок от мощного "подземного" толчка, когда прижавшись трясущимися ладонями к обмораживающему паркету, каким-то невообразимым чудом согнулась пополам, прислонившись не менее холодным лбом к полу в нескольких дюймах от валяющегося возле меня плаща цвета топленого молока.

Нет, я не заметила эту бесформенную тряпку, не пропустила ее визуальный образ в нулевые сектора своей глубокой памяти, как и не поняла для чего, зачем, а главное, как все это сделала. Бл**ь, я абсолютно не знала, хотела ли я всего этого сама: выполнять все твои приказы, только потому что они исходили от тебя, от твоих желаний видеть меня униженной и растянутой у твоих ног. Но то что мое тело при каждом моем дрожащем и напряженном движении испытывало подкожную резь, обжигающий разряд с болезненным импульсом сладкой истомы по интимным мышцам, костям, оцепеневшему позвоночнику и прямым шокирующим прострелом в воспаленный мозг — этого бы я не смогла не прочувствовать даже если бы потеряла не только сознание, но и всю чувствительность тела. Как и свою молниеносную реакцию на твои руки, на твое неожиданное прикосновение, на твои теплые бархатные ладони, заскользившие по выгнутому рельефу моей спины, по выступающим ребрам, позвонкам и лопаткам от копчика и до самых плеч.

Господи, и я при этом еще не заскулила, не рухнула и просто не отключилась? Или это ты меня удержал своими пальцами, своими натянутыми красными нитями от моей оголенной кожи к твоим нервным окончаниям, продолжая топить и расплавлять в своем черном жидком золоте сладчайшего подавления?

Боже, моментально забыть обо всем и даже о собственной унизительной позе только лишь от долгожданного и нестерпимого ощущения твоих рук на себе, на мне, во мне: их невыносимую пытку, их фактурное живое тепло, распускающиеся под ними волны чистого откровения по всему моему телу с мощными приливами надрывных толчков и тягучей греховной патоки в горячих влажных глубинах сомлевшей вагины и не менее изнывающей киски. Неосознанно всхлипнуть, еще сильнее задрожать, едва не сцарапнуть плитку паркета ногтями и рефлекторно поджать на ногах все пальчики, срываясь окончательно в этот бешеный водоворот твоих изощренных ласк, прекрасно осознавая, понимая и ощущая насколько ты сам чувствуешь мою ответную реакцию, как наблюдаешь, стимулируешь, управляешь моим возбуждением одними лишь кончиками своих пальцев. И, кажется, я снова почувствовала, как по моим распухшим складкам воспаленной вульвы стекает сочная капля моего греховного вожделения.

Ох, бл**ь.

— Расслабь плечи и отведи руки за спину, — нажим твоих ладоней поверх перенапряженных предплечий после их недавнего маршрута по всей поверхности моей спины, с не менее сладким скольжением по шейным позвонкам, проникает под кожу со звучным тембром твоего сиплого баритона. Я с трудом разбираю смысл твоих слов, как и причину давления твоих пальцев, как и собственное последующее действие-подчинение. Пытаюсь приподнять и отвести назад руки и чуть не падаю на бок. Если бы не ты, то на вряд ли бы успела это заметить, поскольку я уже не вижу и не воспринимаю ни сознанием, ни телом, где верх, а где низ, где потолок, пол и я сама между ними. Ты попросту удерживаешь меня одной из тех изящных манипуляций, свойственных лишь изощренным кукловодам и менталистам.

Сам неспешно заводишь мне руки за спину, скользнув обхватом обеих ладоней по всей длине их изгибов, оставляя зудящие отпечатки собственных касаний на самых чувствительных участках моей немеющей кожи, перед тем как свести вместе мои запястья и прижать их к копчику. Я и балансировала на этих неустойчивых опорах расшатанной реальности только благодаря тебе, практически уже не соображая, а только чувствуя — пропуская через свое тело все это безумие с твоими прикосновениями и тобой. Неосознанно дергаясь, несдержанно всхлипывая и сжимаясь, прикусывая до боли губу и пытаясь стиснуть сильнее бедра, зажать между ними опухшие дольки половых губ и пульсирующий во влажных складках горячей вульвы возбужденный клитор, пока впитывала порами и эрогенной поверхностью эпидермиса твое анестезирующее тепло. Пока еще могла определять давление твоих пальцев и осознавать насколько ты близок от возможности взять меня без какого либо сопротивления с моей стороны.

Да, твою мать. Я ХОТЕЛА. Хотела тебя до одури даже сейчас, даже в этой унизительной позе, панически вздрагивая от холодного скольжения гибкой полосы кожаного ремня под изгибами моих локтей. Млея, цепенея и замирая под каждым из твоих уверенных жестов и вымеренных движений, накручивающих на моих руках плотные восьмерки из длинного широкого жгута. И я действительно спятила, окончательно и безвозвратно, умирая от страха и… шокирующего возбуждения, от ощущения инородного предмета, стягивающего мою кожу твоими пальцами самой тугой и неразрывной фиксацией. Меня трясло, крыло липкой испариной панического удушья, но я знала, что это ты связывал меня, лишая какой-либо возможности высвободиться, не говоря уже о попытках к рефлекторному сопротивлению. Это было не просто полное поражение с безоговорочным признанием моей окончательной капитуляции. Я знала, что не уйду из этой комнаты по собственному желанию, и не потому, что ТЫ мне не позволишь… а потому что я уже и не хотела этого сама, вернее, абсолютно об этом не думала.

Глухой щелчок пряжки на уровне моих запястий с последней затянутой петлей под замок ремня. Конечно я дернулась, может даже попыталась шевельнуть пальцами и руками, вот только тугой бандаж на стянутых друг к другу изгибах обоих локтей не позволил сдвинуться им даже на миллиметр. Тупая ноющая боль резанула почти до костей… неожиданной сладкой растяжкой. Я только успела всхлипнуть, удивленно раскрыть ротик, отказываясь понимать, что со мной происходит и почему меня так плавит под этими горячими "ожогами" по коже, растертыми полосами жестких жгутов. Ты не дал мне и пяти секунд, чтобы прийти в себя, свыкнуться с этим совершенно новым для меня открытием, буквально сразу обхватывая ладонями мои ягодицы и… приподнимая их вверх над моими ступнями, над каблуками туфель и голенями ног.

Господи всевышний.

— Разведи коленки в стороны и старайся не шевелиться.

Ты серьезно? Ты думаешь я способна проделать этот головокружительный трюк в подобном состоянии и не рухнуть раньше времени на тех же трясущихся коленях? Я ведь не падаю только благодаря твоим поддерживающим рукам.

— Эллис. Ты меня слышишь?

Да, твою мать, слышу. И судорожно цепляюсь сознанием именно за твой голос, за то, что это ты, а не кто-то другой. За то, что я умираю сейчас в этих несовместимых для жизни противоречивых эмоциях и ощущениях с наивной попыткой продержаться хотя бы еще несколько ничтожных секунд, совершая невозможные для себя телодвижения.

Разъехаться коленками по гладкому паркету и не растянуться, почти не чувствуя обмороженным лбом очень жесткого давления плитки и как на нее сбегают капли моих слез, то ли боли, то ли… острого наслаждения. Встать, вывернуться перед тобой самой развратной позой, осознавая, как это выглядит со стороны, как я выгляжу при этом сама прямо напротив твоих глаз…