Ребекка

— Скажи, что она чувствует себя неважно и спуститься вниз немного позднее. Пусть они не ждут и садятся обедать. Я присоединюсь к вам через минуту.

— Не могу ли я быть чем-нибудь полезен?

— Нет, — сказала Беатриса, — иди вниз, я иду следом за тобой.

— Не хотите ли выпить немного бренди? — спросила Беатриса. — Конечно, оно только ненадолго повышает настроение, но иногда именно это и нужно.

— Нет, спасибо, мне ничего не нужно.

— Ну хорошо. Тогда я иду вниз. Вы уверены, что не нуждаетесь во мне?

— Нет, благодарю вас, Беатриса.

— Боже, какой у меня дикий вид в этом костюме с чадрой! — сказала она, быстро взглянув на себя в зеркало. — Но ничего не поделаешь, — и она ушла.

Она совершенно не поняла меня. Она принадлежала к другой породе людей — получивших настоящее воспитание и имеющих выдержку. Будь на моем месте Беатриса, она спокойно надела бы другое платье и спустилась бы вниз, как ни в чем ни бывало.

А я не могла: видела перед собой глаза Максима, горевшие на мертвенно бледном лице, вспомнила, как окаменела вся группа глядевших на меня снизу людей.

Я поднялась с кровати и подошла к окну. Садовники уже начали зажигать лампочки в саду и на террасе.

Мне казалось, что я слышу пересуды в публике: «В чем дело?» — «Хозяйка дома, говорят, так и не появилась». — «Говорят, что ей испортили платье». — «Это неслыханно!» — «Как неудобно для мистера де Винтера!»

А в другой группе говорят, что дело вовсе не в туалете. — «Просто они ужасно поссорились, и она отказалась выйти к гостям». — «Кстати, и у него мрачный вид». — «Говорят, что этот брак очень неудачен, и он уже понял, что сделал большую ошибку, женившись на ней». — «Она вообще полное ничтожество. Он подобрал ее где-то на Юге Франции, где она служила чем-то вроде компаньонки».

Я вернулась к своей кровати, подняла с пола и убрала в коробку белое платье и серебристый парик. Затем извлекла из ящика маленький дорожный утюжок. Медленно и методично, как обычно делала это для миссис ван Хоппер, начала разглаживать свое голубое платье.

Затем вымыла лицо и руки и надела платье. Достала подходящие к нему туфли. Открыла дверь своей комнаты и вышла в коридор. Везде было тихо и пусто. Приглушенный шум слышался только из столовой, где еще обедали.

Музыкантов тоже не было на месте. Очевидно, и они в это время обедали.

С места, где я находилась, был виден портрет Каролины де Винтер, и я вдруг вспомнила рассказ жены епископа, когда я была у нее с визитом: Ребекка стояла вся в белом и лишь ее тонкое красивое лицо было в рамке густых черных волос.

Обед, видимо, закончился. Роберт стоял в дверях, а гости понемногу спускались в холл. Я тихо спустилась по лестнице и встала рядом с Максимом.

Не помню отдельных деталей этого вечера. Помню лишь, что бесконечно обменивалась рукопожатиями с запоздавшими гостями, в то время как по залу в вихре вальса кружились пары. Казалось, что все связаны одной веревочкой, которая заставляет их непрерывно кружиться. У всех на губах была одинаковая застывшая улыбка.

Запомнила какую-то даму, в оранжевом, цвета семги, платье, которая все время приветственно кивала и улыбалась мне. Позднее я видела ее за ужином, когда она жадно набросилась на блюдо с семгой и на омара с майонезом.