Стоя на террасе, я услышала шум отъезжающей машины и поняла, что капитан Сирль уехал. Я пошла в библиотеку. Максим стоял у окна, но не обернулся на звук моих шагов. Я подошла к нему вплотную и встала рядом с ним. Взяла его руку и приложила к своей щеке, но он продолжал молчать.
— Я раскаиваюсь, я так ужасно раскаиваюсь, — сказала я, поцеловав сначала руку, а затем каждый палец отдельно. — Я не могу и не хочу, чтобы ты переносил сове горе в одиночку. Я хочу разделить его с тобой. Я уже больше не ребенок, я стала старше за последние двадцать четыре часа и превратилась во взрослую женщину.
Он обнял меня за плечи и крепко прижал к себе.
— Ты простил меня, совсем простил?
Он, наконец, заговорил:
— Простить? Что я должен был тебе простить?
— Ты думал, что прошлой ночью я сделала это нарочно: сознательно надела белое платье, чтобы огорчить тебя.
— Ах, вот в чем дело! Я и забыл. Я сердился на тебя?
— Да, Максим. Не можем ли мы начать все сначала и вместе встречать все, что пошлет нам жизнь. Я не прошу твоей любви, я знаю, что это невозможно. Но я хочу быть твоим другом, компаньоном, всем, чем ты пожелаешь меня видеть.
Он обхватил мое лицо руками, и я впервые рассматривала его лицо так близко: тонкое, узкое, оно еще больше заострилось и обтянулось, под глазами — темные круги.
— Действительно ли ты меня так сильно любишь?
Я не могла говорить и не могла отвести глаз от его усталого лица.
— Слишком поздно, дорогая, мы уже потеряли наше маленькое счастье.
— Нет, Максим, нет!
— Да, это уже произошло.
— Что именно?
— То, что я всегда предчувствовал. Счастье нам с тобой не суждено.
— Что ты хочешь сказать, Максим? Я не понимаю.
— Ребекка выиграла, — сказал он. — Ее тень все время была между нами, проклятая тень, которая постоянно пыталась нас разлучить. Как я смел втянуть тебя, мою любимую, в свою жизнь, когда я всегда знал, что это случиться. Я помню, как она умирала, сохраняя свою издевательскую улыбку на губах. Она и тогда знала, что в конце концов победит.
— Максим, о чем ты говоришь, объясни мне.