При словах "моя девушка" меня опять едва не перемкнуло, но руки Дэна удерживали мое тело и разум от очередной попытки сбежать в астрал.
Мы наконец-то добрались до его дома, или, вернее, квартирки. Время опять попыталось вернуться в свои стабильные четкие рамки, но, как всегда, до поры до времени (простите за тавтологию). Нас качало на этой новой эмоциональной волне, но страхов быть поглощенными пучиной не было абсолютно никаких. Восхитительный непередаваемый кайф, находиться друг у друга в руках, наслаждаться этими особыми исключительными мгновениями. Никуда не спешить, медленно погружаясь в эту зыбкую топь миллиметр за миллиметром.
Мы даже раздевали друг друга и целовались без каких-либо претензий на бурный сиюминутный секс. Я чувствовала собственной воспаленной кожей, поверхностью всего тела насколько был возбужден Дэн, как сильно хотел меня, обвивая, прижимаясь, вдыхая мой запах, скользя ладонями и пальцами любующимися ласками по всем изгибам и рельефам моего тела прямо поверх одежды. Но это было одно любование, долгое, томное, неторопливое. Словно испытывал себя на прочность, удерживая внутреннего зверя на поводке и в тугом наморднике, еще недавно готового впиться в чужую глотку стальной челюстью и когтями.
— Веришь или нет, но я бы и сама справилась, — меня ведет от его близости, под его руками и взглядом, точечным разрядом по самым глубоким и скрытым эрогенным зонам. Кто бы мог подумать, что они находятся даже в костях.
Хочу выгнуться и растянуться прямо на теле Дэниэла, вжимаясь и вырисовывая абстрактные скользящие рисунки на его коже, изгибах и формах своими собственными. Меня буквально ломает изнутри новым сладким болезненным воспалением. И имя этой болезни, этому вирусу — Дэниэл Мэндэлл.
— Моя дикая кошечка вышла на тропу войны? — смотрит снизу смеющимися глазами, с ироничной усмешкой на гладких распухших губах. Зверь умиротворен и приручен моими слабыми женскими пальчиками. Сытится нашим умопомрачительным уединением, растягивая эти вязкие как мед мгновения подобно будущим интимным ласкам прямо поверх моей кожи. На несколько секунд позволяет себе забыться, отключаясь от равномерного временного потока… Прижимается открытым ртом поверх моего пупка, горячий язык погружается скользящими толчками в глубокую впадинку, заставляя мое горло с голосовыми связками сжаться и выдавить непроизвольный стон блаженства. Меня толкает навстречу его лицу. Тончайший свербящий разряд сбегает от его языка вниз по животу и лобку прямо к вершине половых губ, разливаясь обжигающей волной по всем складкам вульвы и дальше, врываясь во влажные вздрагивающие глубины сжатых мышц влагалища. Он ведет языком вверх по центральной линии пресса, останавливаясь на пару секунд, чтобы сделать глубокий вакуумный засос ртом. Сладкий разряд новой возбуждающей простреливающей вспышкой по старому маршруту, натягивая интимные мышцы до стонущего предела, с легкой пьянящей болью.
Ох, fuck. Чуть не закатываю глаза и не запрокидываю назад голову с очередным сдержанным постаныванием. Мне достаточно и его легких прикосновений. Если он дойдет до самых сверхчувствительных эрогенных зон, я буквально взорвусь.
Неожиданно, для себя самой погружаю и сжимаю пальцы у корней волос Дэниэла. Чуть оттягиваю назад, заставляя его посмотреть на себя снизу вверх. Он как раз сидит на краю изножья кровати, я стою меж его раздвинутых бедер, прижимаясь к его торсу и позволяя его рукам блуждать по моему телу. Его ладони в этот самый момент держат меня за ягодицы поверх плотной стрейчевой ткани джинсов (на которые так повелся Митчелл, буквально изойдясь слюной). Чувствую их дразнящий нажим, их ласкающие поглаживания, как если бы была сейчас абсолютно голой, в ожидании самых откровенных и глубоких проникновений по внутреннему шву. Обхватывает бедра сзади под чувствительной переходной линией ягодиц, проскальзывая пальцами вглубь под самой промежностью. Вздрагиваю всем телом, по инерции вновь поддаваясь вперед прямо на него.
— У твоей кошечки сейчас гормональный сбой. — сжимаю дрожащие пальчики еще сильнее, чувствуя натяжение его волос между "перепонками", млея от боли, которую он возможно сейчас испытывает. Да… вижу ее легкую судорогу на его лице, в широко раскрытых глазах, порывисто выдыхающих губах, чувствую в пальцах, сжавшихся сильнее на моих бедрах.
— У меня уже почти неделя ПМС, так что, мои чувства, желания и аппетиты настолько нестабильны, что, держись, как только можешь. Считай, твое появление спасло этому задроту жизнь.
— У тебя ПМС? — глаза Дэна заблестели совершенно от иных эмоций и идей. — Хочешь сказать, — его руки резко переместились на мою обнаженную спину, заставляя меня вздрагивать от более острых, прошибающих прямо по позвоночнику и до самого темечка электрических разрядов. — Что я могу сегодня кончить прямо в мою девочку?
О, боже. Его слова заводят меня не меньше его нестерпимых поглаживаний и поцелуев. А ведь мы еще толком ничего не делали.
Закусываю край нижней губы, с провокационной ухмылочкой нагибаюсь прямо над его поплывшим лицом. Его дыхание сбивается, глаза темнеют от вскипевшей в жилах крови норовистого зверя. Я все еще могу контролировать его, и это сводит меня с ума сильней, чем мысли о поверженном и расплющенном на асфальте катком Алеке Митчелле.
— Так вот о чем ты все это время думал.
Нет, Эллис, мимо. И ты сама это видишь, по расширившимся зрачкам сдержанного внутреннего хищника.
Меня пугает не то, что я могу понимать по его движениям и поведению то, что он хочет и намерен сделать, а то, что я практически читаю его мысли до того, как он рискнет озвучить их вслух. И это было не шокирующим открытием возможно проснувшихся во мне способностей эмпата, это был тот самый момент, когда мы подключились друг к другу окончательно. Подобных откровенных контактов между нами больше не будет, особенно через 10 лет (если не считать Дэниэла с его невероятным талантом читать по моему телу…).
— Ну, давай, спрашивай, — мне становится так жарко, будто в комнате подкрутили ручку регулятора отопления до 40 градусов. Вот только жар исходил из меня.
— Ты ведь хочешь знать, что у меня было с этим засранцем? Наверное, никак не можешь понять, как я могла ТАК опуститься? Поверь, не проходит ни дня, чтобы я об этом не сожалела, мечтая вытравить все эти воспоминания не только из памяти, но и из реальной жизни.
— Он тебе сделал больно? — глаза слегка прищуриваются, пытаясь считать с моего лица нужные ответы до того, как я успею в них сознаться.
Сладкое солнышко, вернувшись больше часа назад на свое коронное место запульсировало в троекратном режиме. Сильные твердые пальцы впечатались вдоль позвоночника защитным импульсным порывом, с немеющим покалыванием на коже и внутри, едва не заставив меня прикрыть глаза и довольно замурлыкать. И страшно и упоительно одновременно. Страшно признаться, но куда глубже пробирает безумием узнать, что будет, что я увижу в этих цепких всевидящих глазах и что почувствую в их очередном затягивающем взоре.