Поэтому пришлось не просто брать себя в руки, пересиливая внутреннюю панику с разбушевавшимся в поджилках тремором, а буквально наступать себе на горло. Отставить недопитый бокал на журнальный столик, осторожно или медленно (кому как удобнее), чтобы, не дай бог, не пошатнуться и не выдать своего истинного состояния, подняться на ноги, выпрямить королевскую осанку, после чего пройтись до стола мужа и… Только тогда, терпеливо выждав, когда же он соизволит обернуться к ней своим отмороженным лицом со слегка вопрошающим взглядом, ударить его со всей дури по идеально выбритой щеке. Нет, не кулаком, хотя и безумно хотелось. Но сейчас она пребывала в слишком взвинченном состоянии, которое совершенно не способствовало жесткому контролю физических сил и точному исполнению боксерского удара с технической стороны. Проще было влепить именно пощечину. Звонкую, увесистую и от всей души.
Она бы приложилась к его второй щеке и второй своей ладошкой, но, скорей всего, могла и промазать, поскольку адреналином в этом момент выстрелило по глазам неслабо, а вся основанная концентрация собранных ею до этого сил ушла как раз в первый удар. Дальше тело просто парализовало (а то и в прямом смысле этого слово пронзило насквозь) вполне естественной слабостью и усилившейся во стократ нервной тряской. Ладони сами по себе сжались в кулаки, но она прижала их к бедрам, насильно сдерживая себя, чтобы не сорваться окончательно и не испортить все идиотским выбросом истеричного психоза.
— Как ты мог?.. Господи… Как ты вообще додумался до такого? — она с трудом узнала собственный голос, но все же узнала, поскольку прилагала немалые усилия, чтобы не сорваться в крик и свести предательскую в нем дрожь до минимума.
Хотя контролировать себя в такие моменты еще сложнее, чем сдерживаться от дикого желания отступить назад или вовсе постыдно сбежать отсюда сверкая пятками. Но в этот раз собственные страхи на ответную реакцию великого Инквизитора казались какими-то детскими глупостями. Она не имела сейчас на них никакого морального права, ибо на кону стояла жизнь единственного сына. А кто, как не мать обязана защищать самое дорогое и бесценное для любой матери?
— Ты совсем спятил или чувство абсолютной власти со вседозволенностью лишили тебя самых последних остатков здравого разума и человечности? Поднять руку на собственного сына. Едва не сделать из него наркомана и калеку… Господи… До чего ты еще готов и собираешься дойти?.. А, главное, РАДИ ЧЕГО?
Да и она сама, если так подумать, хороша. На что она рассчитывала, когда шла сюда? Не слишком ли поздно бить в колокола, когда город уже давным-давно спалили? Спасать уже, по сути, нечего. Причем окружающим им руинам, страшно вспомнить, сколько уже лет или даже десятилетий. Они и жили на этом кладбище скорее по инерции, вспоминая о его существовании только в такие вот моменты. О давно умершем между ними, о том, что не подлежит ни восстановлению, ни обновлению. Боже правый, даже сама природа обходила их стороной, так и не затянув по прошествии столького времени старые раны анестезирующим забвением, как это делает с реальными мертвыми городами, покрывая разрушенные стены и безлюдные улицы буйной растительностью и дикими цветами.
— Ты действительно думаешь, что я буду тебе что-то отвечать или как-то оправдываться перед ТОБОЙ за все, что делаю и собираюсь делать? А не много ли ты о себе возомнила, женщина?
Наверное, самое страшное ни в содержании его слов и ни в жестоком к ней отношении. Казалось, он и заговорил с ней абсолютно невозмутимым тоном только потому, что в коем-то веке соизволил к ней снизойти, то ли от скуки ради, то ли не пойми из-за чего еще. Но вот его обращенный на нее взгляд, выражение лица и вечная мерзлота в навечно заблокированных от нее глазах говорили, как всегда, о куда большем. О том, что он давно от нее закрыт, давно возвел между ними неприступную стену, и ему совершенно наплевать, что она чувствует и всегда чувствовала по этому поводу. Она была для него за все прошедшие двадцать лет, есть и будет только чужой. Никем. Пустым местом. Той, кто всего лишь носит звание матери его единственного сына и не более того.
— Не смей говорить со мной в подобном тоне. Я этого не заслужила, чтобы ты там не думал себе по этому поводу и какие не рисовал в своем больном воображении извращенные фантазии. Даже они на фоне всех твоих чудовищных деяний банально меркнут и выглядят смехотворными глупостями. И если ты думаешь, что тебе за каждый твой безбожный поступок ничем не прилетит и каким-то чудом минует стороной заслуженная ответка, и не надейся. Потому что, если ты не остановишься, клянусь богом. Весь вылитый тобою в прошлом, как и в будущем, праведный гнев вернется тебе с троицей. Я об этом позабочусь, уж будь уверен.
— Серьезно? Оказывается, у тебя где-то и уже давно припрятана на меня кощеева смерть с целым бункером разоблачающего компромата. Как мило и романтично. Я чуть было не уверовал и даже самую малость почти испугался. Надо отметить, твои сценические данные столько лет пропадали зазря, что невольно начинаешь об этом искренне сожалеть. Мир потерял в тебе никем непризнанную актрису.
— Я, так понимаю, тебе понравилось получать по своей физиономии заслуженные затрещины, поскольку ты не можешь не опуститься до излюбленных тобой оскорблений, как и не воспользоваться любым удобным случаем, чтобы в очередной раз смешать меня с грязью.
Поэтому она и ненавидела все их встречи, стараясь избегать подобных столкновений при иных ситуациях, включая всю их повседневную жизнь. Особенно если рядом не было кого-то, перед кем у Глеба не хватит духа заводить свою излюбленную шарманку. Но сегодня было то самое исключение из правил, где она была готова не только все это сносить и терпеть. Сегодня она намеревалась ступить на эту тропу войны по собственному на то наитию, не отступая с поставленной цели ни на полушаг, ни на треть, ни на четверть. Слишком многое находилось теперь на кону. И если она не вмешается прямо сейчас, кто знает, какими еще жертвами закончится весь этот кошмар для них всех.
— А на что ты вообще рассчитывала, когда сюда шла? Неужели и вправду решила, что твое веское слово способно что-то изменить, а то и вовсе как-то на меня подействовать или исправить доведенную стараниями твоего сыночка нынешнюю ситуацию?
— Так вот оно что. Оказывается, ты не придумал ничего более гениального, чем просто свалить всю вину на Кирилла. Как это удобно, найти подходящего козла отпущения, на которого можно спустить всех собак, а заодно списать все свои грязные грешки. Ведь это куда проще, чем просто сесть и поговорить друг с другом. Выяснить, как это принято в любой здоровой семье, что, кто и как сделал неправильно, не говоря уже о попытках разрешить возникший конфликт цивилизованными методами, а не доводить ситуацию до полного абсурда. Что ТЫ в итоге уже и сделал. Просто взял и все перегомнячил. Потому что по-другому ты не умеешь.
— Потому что по-другому ни до кого из вас не доходит, что есть вещи и допустимые для каждого границы, которые никому не позволено переходить. НИ-КО-МУ, — впервые Глеб не просто заговорил в привычной ему манере хладнокровного палача и убийцы, но и подключил очень редкую для него в подобных ситуациях жестикуляцию. Ткнул указательным пальцем в пол, пока разбуженные неосторожными словами супруги демоны ворочались на глубине его глаз пугающим поползновением изголодавшейся Тьмы. Пока сдерживаемые им эмоции впитывались кожей на ментальном уровне шокированной сущности, а не выплескивались через физические действия более пугающими угрозами.
Он вроде и шага никакого не сделал в ее сторону, но ощущением нависшей над ней мужниной тени со всеми вытекающими из этого шокирующими последствиями, придавило далеко не слабым.
— Твоему сыночку далеко не пять лет. Но даже в детстве он не позволял себе подобных выбрыков, поскольку прекрасно знал, каким боком они потом ему вылезут. Знал тогда, знал и до сей поры. Но почему-то именно сегодня ему приспичило пойти на принцип и замахнуться на то, что ему никогда не принадлежало, будто это я у него что-то забрал, не спросив на то нужного разрешения.
— А ты не допускал в свою мегагениальную голову, что именно так все и было? Что это ТЫ у него выхватил прямо из-под носа эту несчастную девочку еще до того, как они успели снова встретиться и определиться с чувствами к друг другу? Что именно ТЫ стал причиной случившейся катастрофы, поскольку это не в твоих правилах кому-то и что-то уступать, даже если на кону стоит чья-то жизнь, а то и несколько. Уж кто всегда пер и прет на принцип при любых обстоятельствах и не важно по каким причинам, то только ТЫ.
— И конечно же, ты сразу поверила в его версию истории, поскольку иначе, в твоих материнских представлениях, и быть не могло? — в этот раз он отреагировал на ее гневную тираду более жестокой ответкой, скривив губы в циничной усмешке, и даже выдохнул свой коронный смешок.
— А что, по твоей версии в ней не так? Или ты до сих пор не можешь представить собственного сына в кого-то очень сильного влюбленного? Для тебя это нонсенс и фарс? Проще поверить в то, что он решил попереть на тебя от скуки ради, поскольку ему стало не хватать по жизни острых ощущений? Хорошо. Назови мне тогда хоть один схожий конфликт, который уже происходил между вами. Когда он точно также пытался у тебя кого-то отбить, и за кого ты готов был его закопать в асфальт голыми руками?