— Надежда всегда умирает самой последней. И, судя, по-твоему здесь появлению, твоя тоже все еще трепыхается и ловит нужный момент. — ну ни что эту стерву не берет. И на губы мне смотрим, и намеренно говорим с придыханием, чтобы задеть томным голосочком мой рот, если нельзя дотянуться до него пока своим.
Может самое время сходить козырным валетом? Приподнять ленивым жестом левую руку и, едва касаясь черного бархата обтягивающей юбки платья прямо возле выреза, повести кончиками пальцев по ее аппетитному бедру. Движение легкое, ненавязчивое, будто перышком дразнишься, но через ткань чувствуется весьма осязаемо, особенно, если чувствительность кожи повышенная. А судя по реакции рыжей, она у нее на достаточно высоком уровне. Пару разу невольно даже вздрогнула, так и не сумев сдержаться. Бедняжка. Дыхание, вон, тоже заметно сбилось, хоть и пыталась скрыть это за надменной ухмылочкой.
— И что? У тебя хватит боевого запала уломать своего клиента на секс втроем? — видишь, милая, я тоже умею ходить Конем и делать рокировку в нужный момент. Теперь пытаешься безуспешно прочесть в моих глазах, а не беру ли я тебя на понт и не стебусь от скуки ради?
— Почему ты его назвал клиентом? Что это за грязные намеки?
Я чуть было не откинулся затылком на спинку дивана и не расхохотался во всю глотку. Очаровательно, пришла сюда с озабоченным старпером, выряженная в дорогостоящую шлюху, но усердно строит из себя целку. На такое способны только самые отмороженные социопатки. Какое счастье, что я не любитель общественных нужников.
— Ой, да ладно тебе. Хотя могу и подыграть. Как предпочитаешь, чтобы я его называл, твоим женихом, дядюшкой или… папиком? — последнее слово я громко прошептал ей в густо покрасневшее ушко.
— Хамло ты самое обычное, а не Ромео. Говори, чего присосался или вали уже отсюда.
Тогда чего не отнимаешь моей руки от себя, а то я уже перебрался к скрытому за ажурной сеткой декольте платья, а там и до груди всего несколько легких движений, и до выпирающих под тканью сжавшихся сосков. И дышишь ты так часто явно не от негодования.
— Зачем же так грубо? Я ведь от искреннего сердца готов пойти на подобные жертвы. Скрасить тебе неминуемые мучения этой ночью, так сказать, облегчить вынужденные неудобства…
— Кончай мне ипать мозги, иначе уйдешь отсюда, как и пришел до этого — ни с чем и без возможности лихо потрахаться.
Она действительно думает, что я хочу ее отодрать? Горюшко разнесчастное, и некому-то ее лапушку утешить.
— Ладно, Ксюша, не будь такой бякой. Я же от чистого сердца и только по доброте душевной, без каких-либо задних мыслей. Они-то тебе по любому до лампочки. — даже для пущей убедительности в своих честных намереньях приподнял со спинки вторую руку и чисто по-братски провел пальцами по длинной пряди волос возле ее отгламуренного тональной косметикой фарфорового личика. Мол "убрал" за ушко выбившиеся "перышки".
— Так сложно произнести это вслух, да? — по вспыхнувшей в ее синих глазищах догадке и поплывшей по буквально нарисованным губам насмешливой ухмылке, я сразу понял, насколько быстро она раскусила мой не такой уж и коварный план. — Ты здесь из-за Линки и надеешься выведать у меня о ней нужную инфу? Увидел меня с кавалером и теперь гадаешь, а с кем же сейчас твоя Линочка, не с таким же богатеньким папиком, но где-нибудь в другом клубе-ресторане?
Ах ты ж, гребная сучка и бл*дь. Смотрю, тебе, рыжуля, так просто палец в рот не сунешь, точно по плечо всю руку отхватишь. Но не признаться хотя бы самому себе не сумел. Ее слова о Стрекозе резанули прямо по живому, да так глубоко и резко, что едва не взвыл от ослепившей меня изнутри боли и вместо ласковых поглаживаний по идеальным рыжым прядям, чуть было не вцепился в них кулаком со всей щедрой страстью. Не представляю, что меня сдержало, тем более видимых причин для этого вроде как не наблюдалось.
— Просто скажи, где мне ее найти и тебе за это, обещаю, ничего не будет. — конечно, она не могла не заметить, как меня после ее коронной фразочки шарахнуло по голове и на несколько мгновений передернуло глаза мутной пеленой. Я вообще не понял, как и почему произнес собственные слова-угрозу. Казалось, они слетели с языка сами по себе. А, значит, обратного хода уже нет. Маски сорваны, играться в эти извращенные игры больше нет нужды. И слава богу.
— Вот так просто, за здорово живешь? А больше тебе ничего не надо, там отсосать по-быстрому, приложить сверху донорскую почку?
— Вначале проверю вместительную проходимость глотки твоей подружки, а потом, так уж и быть пригласим и тебя на наш маленький сабантуйчик. — по ходу меня уже невозможно было остановить. Другого способа приглушить развороченный этой дрянью болевой шок я банально не знал.
Время отсчитывало вместе с моими словами бесцельно ускользающие секунды, пуская одиночными выстрелами свои отравленные пули в мою ничем не защищенную психику. И ведь никуда от этого уже не спрячешься. Пока не снесет тебе окончательно башку, точно не остановится.
А этой сучке, смотрю, все мало. Залыбилась во все тридцать два без какого-либо намека на чувство самосохранения. Ну, точно социопатка или неадекватная любительница нетрадиционных острых ощущений. Боюсь, если вцеплюсь ей сейчас в волосы, так еще о большем начнет просить.
— Бедный маменькин сыночек. Его только что лишили радужных иллюзий, не подарили к рождеству ожидаемый подарок. Ну что тут поделаешь, милый? Не все в нашей паскудной жизни можно заполучить по одному лишь щелчку своих наманекюренных пальчиков. Кто-то обязательно сыграет на опережение и оставит тебя далеко-далеко плетущимся в хвосте. Такова селяви. Всегда найдется кто-то более прыткий, более сильный и влиятельный. И ты ни хера не сможешь с этим поделать. Только принять свое полное поражение.