Старуха

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это представитель Комитета по науке и технике, сейчас весь факультет под его управление перевели. Зовут его Валентин Ильич, в принципе товарищ неплохой…

– А вне принципа?

– Работать не мешает, а вам, химикам, так и вовсе помогает. Химическому отделению даже новое здание выделили, он за его ремонтом следит. Ладно, что хотел – сказал, поздравляю вас с большим успехом. Вы уж извините, что я вас к нам на кафедру притащил, но не в коридоре же такую новость сообщать. Вы бегите уже, только обязательно сначала к Николаю Дмитриевичу на кафедру зайдите, он, скорее всего, вам больше сказать сможет.

Профессор Зелинской тоже Вере обрадовался, да и рассказал он куда как больше «нового и интересного» – поскольку и он никуда не спешил, и Вера: по расписанию у нее была лабораторная работа, но в связи с первым днем учебы ее просто отменили.

– Вера, позвольте вас поздравить!

– С тем, что вы все же сделали из моей кривой поделки работающий реактор?

– Ну и с этим, наверное, тоже. Но я вас поздравляю с избранием секретарем комитета комсомола! Кстати, ваше постановление июньское оказалось вообще ненужным: весь факультет, как там было написано, передается из подчинения наркомпроса в подчинение какого-то комитета по науке и технике. Думаю, скоро к нам зайдет его представитель при факультете – он сейчас новую лабораторию нам оборудует и всегда заходит спросить, все ли там для нас хорошо уже сделано…

– Про комитет этот я что-то уже слышала, а про секретаря комитета комсомола вы, мне кажется, где-то на год почти припозднились.

– А вам что, не сказали? Теперь у факультета свой, отдельный комитет комсомола, и секретарь в нем один, первый – он же и последний. Последняя: вас секретарем избрали… то есть назначили.

– Вот это действительно новость! Без меня меня женили! Хотя я и третьим секретарем ничего не делала, и сейчас делать не буду: мне учиться нужно. Надеюсь, хоть секретарь у нас не освобожденный? Меня с учебы не отчислили?

– Никто вас нее отчислил и не отчислит, хотя кое-что вам все же подтянуть придется – но все преподаватели готовы вам любую помощь в этом оказать. А насчет ничего не делать – тут, боюсь, вы заблуждаетесь. По постановлению все учебные программы, а так же правила приема и отчисления студентов мы просто обязаны с вами… то есть с секретарем комитета комсомола… то есть как раз с вами и согласовывать. Программу по химии и я, и Иван Алексеевич с вами, надеюсь, легко согласуем, вы же хотя бы понимаете, о чем речь пойдет. А вот по физике и по математике… я уже про геологию не говорю… ведь вам придется довольно глубоко все предметы изучить…

– А вот тут вы уже ошибаетесь. Я сюда учиться пришла, искренне думая, что преподаватели у нас умные, и сейчас так же думаю. То есть преподаватели ерунды уж точно не напридумывают – так зачем же мне, недоучке, их проверять и поправлять? Это же просто глупо – а вот подписи поставить где надо вообще в текст бумаг не вникая – это будет, напротив, очень умно. Потому что экономит кучу времени и сил: мне – как раз силы, которые я не потрачу в попытках понять написанное, а преподавателям – время, которое им не придется тратить, чтобы объяснить мне то, что я в принципе пока понять не способна.

– В ваших рассуждениях, конечно, есть доля здравого смысла… а вот и товарищ Тихонов пришел. Валентин Ильич, вы просили познакомить, так вот, знакомьтесь: Вера Андреевна Синицкая, товарищ Старуха…

Валентин Ильич остановился, как-то странно посмотрел на девушку:

– Это… это вы товарищ Старуха? – на лице его была видна лишь крайняя степень изумления.

– По моему достаточно просто на меня внимательно поглядеть и сразу станет ясно, что в университете никто кроме меня так именоваться и не может. Верно ведь?

– Я не… мне не сказали…

– Вам не сказали, что Старухе всего тринадцать лет от роду? – едва удерживаясь от смеха, поинтересовалась Вера.

– Она шутит, – довольно сердито вмешался Николай Дмитриевич, – ей давно уже девятнадцать, так что не слушайте её.

– А… ну да… извините, я на минутку… мне позвонить срочно нужно, – и товарищ Тихонов быстро ушел куда-то вдаль по коридору. А спустя пару минут он вернулся и, уже не с таким удивлением бросая взгляды на Веру, тихо, но очень настойчиво произнес: