Я улавливаю в его глазах появившуюся толику надежды. Но увы, мне нечем его обрадовать.
– Он пропал, как и Ким.
– Тебе удалось еще что-то узнать? – спрашивает Эванс.
Внезапно острая и резкая боль моментально пронзает живот с левой стороны. Отчаяние желчью подбирается к горлу. Два года назад несколько ублюдков вытеснили из меня всякую надежду найти Кимберли.
После этого случая я провел в госпитале полтора месяца. Семье я сказал, что меня так здóрово отделал верзила-гонщик. Никто не был этому удивлен и не задавал лишних вопросов. И сегодня я тоже предпочитаю об этом не говорить.
– Я пытался искать по «горячим следам», но зашел в тупик, – мрачно отвечаю я. – Никто ничего не видел и не слышал.
Отец и Эванс обмениваются тяжелыми взглядами. Затем папа внимательно на меня смотрит:
– Что ты делал в день исчезновения Кимберли?
Я стискиваю челюсть. Мне уже понятно, почему он этим интересуется.
– Я бы никогда не причинил Ким вреда. Я знал ее с детства, – говорю я сквозь зубы.
– Отвечай на мой вопрос, Десмонд, – тоном, не терпящим возражений, требует отец. – Что ты делал в день исчезновения Кимберли?
У меня нет феноменальной памяти, но я отлично помню, что делал два года назад тринадцатого мая.
Ким действительно составила план, продумав каждую мелочь. Она организовала все таким образом, чтобы после ее «похищения» у меня имелось стопроцентное алиби. Это было сделано на тот случай, если ее отец не согласится на выкуп и обратится в полицию. И чтобы у детективов не возникло подозрений, что я имею отношение к исчезновению Кимберли Эванс.