Черная невеста

Ее Высочество только выглядела как хрупкая фарфоровая статуэтка, но было в ней что-то почти опасное. Принцесса снова улыбнулась – кармин на ее губах делал зубы ослепительно-белыми:

– Эдвард сказал, у вас ко мне дело, – проговорила она и подала лакеям какой-то знак.

Двое вышли, третий занялся цветами в кадках: начал перебирать их, вытаскивая те, которые, видимо, находил несовершенными.

Ронан снова поклонился. В Мировере, он слышал, правила этикета куда строже, чем в Логрессе: сложная иерархия и система титулов, жесткий дворцовый протокол. Он догадывался, что, выйдя замуж, Элизабета была вынуждена принять чужой уклад. Но Ронан сейчас очень нуждался в ней как в союзнице и очень старался показать свою приязнь. Так, чтобы это выглядело естественным почтением, а не попыткой подольститься.

– Да, Ваше Высочество. – Он протянул ей сложенный вдвое лист со сломанной сургучной печатью. – Я бы хотел обсудить этот вопрос наедине.

– Это будет сложно, – ответила она, лениво взяв письмо.

Кодекс ловцов запрещал принимать анонимные жалобы на злое колдовство: тот, кто обвиняет другого в столь тяжелом преступлении, должен обвинять открыто. Исключения делались для жертв, чей обидчик оставался на свободе. Но в таком случае личность скрывали лишь от публики и лишь до тех пор, пока шло следствие. Кто-то из фрейлин Ее Высочества не знал об этом и был достаточно нагл, чтобы написать донос на сеньору дель Розель, адресованный Ронану и преподобному Томасу Льосскому – человеку, который отвечал за работу ловцов при дворе Логресса.

– Какое… интересное письмо, – задумчиво сказала принцесса.

На ее кукольном личике появилось что-то похожее на скрытый гнев.

Интересно, злилась она на бедняжку-фрейлину, написавшую донос, на Ронана, который показал ей письмо, или на Глорию дель Розель, которую попытались обвинить в использовании черной магии.

– Оно пришло в двух экземплярах, Ваше Высочество, – тихо сообщил Ронан.

Лакей за его спиной сложил неугодные цветы в охапку и, подхватив ее, вышел из шатра.

– Мне и одному из моих начальников, – добавил он. – У которого содержание этого письма вызывало лишь восхищение потрясающей фантазией его автора.

– А у вас? – спросила принцесса, все еще разглядывая аккуратную, словно на станке отпечатанную, вязь букв.

Ронан не сомневался, что ее фрейлины владели каллиграфией.

– Я не совсем понял вас, Ваше Высочество.

– Мне интересно, герр Охотник, что вы думаете про это письмо?

Она жестом попросила налить ей еще чая – и Ронан подчинился.

Пузатый чайник был тонкостенным, белым, с узором из розовых и сиреневых лепестков и золотых листьев. А еще он был теплым, почти горячим. Скорее всего, внутри лежал камушек, сохраняющий тепло.

– Я, несомненно, тоже оценил богатую фантазию автора, – признался Ронан. – Но мне, в отличие от Его Святейшества Томаса Льосского не было смешно. Через две недели я должен представить сеньору дель Розель перед Комиссией Ордена ловцов, которая выдаст ей лицензию и закрепит за ней право использовать магию на территории Логресса, – спокойно и обстоятельно объяснял он, стараясь не думать о том, что Элизабета смотрит не на письмо и не на него, а куда-то в сторону розовых кустов. – Но Комиссия, Ваше Высочество, будет искать любой повод, чтобы эту лицензию не дать. Они не доверяют иностранцам и женщинам, обладающим способностями к магии. Анонимного доноса, тем более содержащего такой набор суеверий, недостаточно, чтобы арестовать сеньору дель Розель. А вот для Комиссии он может стать тем, что позволит затянуть решение. Особенно если за одним таким письмом последуют другие.