Дядя Оливер сейчас выглядел так, что она побоялась бы ослушаться любого его приказа.
Глава 7
Дядя появился у кабинета не скоро: прошло больше десяти минут. Он не был зол, но держался холодно и отстраненно. А еще он выглядел усталым: осунулся и будто бы постарел. В кабинете пахло табаком и виски, на столе был не такой идеальный порядок, как обычно. Флоренс опять подумала, не ее ли вина во всем этом.
– Садись, Флоренс. – Дядя устало указал на привычное уже кресло, и Флоренс села, положив руки на колени и выпрямив спину.
Пока она ждала в коридоре, в голове успело родиться с десяток причин, почему она здесь. А еще Флоренс очень переживала за Бенджамина. О чем они говорили? Что Бенджи натворил, раз дядя Оливер так строго с ним держался и выставил Флоренс за дверь?
Дядя задумчиво почесал подбородок: на коже проступала щетина, совершенно немыслимо, потому что он следил за своей внешностью и всегда был гладко выбрит, опрятно одет. И обычно не курил в кабинете так часто и много, чтобы запах табака начал бить в нос.
– Не знаю, должен ли я благодарить тебя или придумать тебе наказание, – лорд Силбер сказал это задумчиво, рассматривая племянницу каким-то новым взглядом. Глаза у него были воспаленные, как у человека, который мало спал или провел несколько часов за чтением.
– Дядя, я очень сожалею о том, что случилось за ужином! – выпалила Флоренс.
Если быть честной, а в ночной темноте Флоренс определенно была честна сама с собой, жалко ей было себя. На лорда Маккензи Флоренс злилась – и очень удивилась, обнаружив в себе эту злость. Все-таки в обители Святой Магдалены послушниц и помощниц сестер учили смирению, милосердию и состраданию. Но к лорду Маккензи Флоренс сострадания в себе не нашла.
– Я верю, что ты сожалеешь, – хрипло ответил дядя. – Но не виню тебя. Моей жене следовало тщательнее продумать расстановку стульев. И не сажать глупую девчонку напротив болтливого бездельника.
– Вы про лорда Дугласа? – осмелилась спросить Флоренс.
– Про него. – Дядя встал, и опять одна его рука сжалась в кулак. – Нельзя не пригласить сына третьего городского судьи на званый ужин, о котором кое-кто сболтнул при нем, но речь не о том. В общем, мисс Голдфинч, я не хотел бы, чтобы в этом доме лишний раз вспоминали вашего отца. – Лорд Силбер одернул штору, впуская в кабинет яркое солнце, и болезненно сощурился. – У меня есть причины не любить его.
Щеки Флоренс вспыхнули, а ладони похолодели.
– Но я не позволю никому говорить, что дочь моей сестры – что-то вроде паршивого щенка-смеска!
Флоренс вздрогнула, словно ярость, с которой это было сказано, направлялась против нее.
Значит, дядюшка знает.
Пришлось вытереть руки о юбку, потому что ладони покрылись холодным потом. А еще на глазах выступили слезы: дядя впервые защищал ее вот так, открыто! Раньше он на любые жалобы отмахивался: сама виновата, таковы правила, думать нужно было раньше, и вообще! Со временем Флоренс смирилась с тем, что единственный в мире взрослый, связанный с нею кровными узами, никогда не полюбит ее как родную дочь.
А сейчас ей показалось, что это возможно.
– Лорд Маккензи оказался ненадежным партнером, – продолжил дядя Оливер уже спокойнее. – Я не буду посвящать тебя во все подробности нашего разговора, но скажем прямо, дорогая племянница: ты и твой батюшка, не к месту упомянутый его сиятельством лордом Эдвардом Милле, помогли мне разоблачить эту старую пронырливую крысу!
Лицо лорда Силбера стало одновременно злым и довольным, словно ему принесли вести о безвременной кончине злейшего врага. Флоренс шмыгнула носом.