— Я вообще про их очевидно искреннюю любовь друг к другу, а не про внешность. Теперь понимаю, почему ты сидишь здесь, а не стоишь там свидетелем.
— Свидетелем я туда подойду, после того как они скажут друг другу вечное милое и красивое, а ты…
— А можно потише? — толкнула меня в бок локтем Татьяна. — Я понимаю, семейная ссора и все прочее, но вы ж мешаете!
— Вот именно! — бодро подтвердил Свет и для большего подтверждения меня зачем-то за плечо обнял и к себе прижал.
У вороны, в смысле, у Веры дыхание закончилось мгновенно. Да что там дыхание? У меня и мысли закончились. Я как уставилась стеклянными глазами на него, так и сидела. Это уже потом не раз придумаю варианты собственных ответных действий, а пока замерла, как кролик перед удавом, и все. Я ведь уже сравнивала его с Каа? Так вот, у Каа ни один мускул на лице не дрогнул, он даже в мою сторону голову не повернул, только выражение лица знакомое, то самое… из такси. То ли серьезно он это со мной, то ли шутит — не разобрать. Ну как тут быть?
— Я такой жуткий?
— Что? — вынырнула я из пучины непонимания самой себя.
— Ты так смотришь, как на динозавра ожившего.
Я икнула. Кто сболтнул про динозавра? И откуда знает, как именно смотрю, если взгляд от жениха с невестой не отводит?
Словно подслушав мои мысли, Свет повернул голову. Теперь я имела честь лицезреть бездонную завораживающую синеву его глаз лично.
Ласковых глаз…
Теплых…
Не помню, в какой момент лишилась границ разумного, но что лишилась — факт. Это в романах я пишу, что дыхание сбилось, и кровь закипела, и захотелось податься к нему и ощутить его руки на себе, и прочая болтовня. А в жизни не так. В жизни ты в доли секунды вспышкой понимаешь, что хочешь, чтобы он был внутри тебя и двигался, и удерживал. Все. Одно-единственное безумное видение, после которого ломит тело, и ты ощущаешь пульсацию собственной крови остро, как никогда.
Мое видение передалось ему. Я по взгляду это поняла, а еще поняла, что ему видение явно понравилось.
— Мне туда надо, — кивнула я робко в сторону бракосочетающихся.
— Иди, — согласился Свет, при этом обнимать он перестал, но смотреть своими глазищами — нет.
Спиной его внимание на себе ощущала. Едва свидетеля жениха не сшибла, два раза переспросила, куда подпись ставить, и все — его вина. Плохой мальчик.
— Ты чего? — обеспокоенно шепнула Карина мне на ухо, перед тем как окончательно повернуться к публике в новом семейном качестве.
— Штрудель хочу.
— У тебя семь пятниц на неделе! То хочу, то не хочу. Ешь уже. Ничего с твоим бедным нежным сердечком не станет, я за Штрудель больше переживаю.