Он меня в проеме открытой двери ждал. Щурился от света, волосы взъерошенные. Обнаженный по пояс — да, это я тоже заметила. Такое попробуй не заметить. А на лице явное беспокойство. Нормальные ж люди посреди ночи прибегают, когда ситуация из ряда вон. Пожар, наводнение, ранение… Будем считать, что у Веры тоже ранение.
Ничего не говоря, я стремительно к нему подбежала и поцеловала. Пришлось правда чуть ли не на пальцах подняться на манер балерины, но зато в душе покой обосновался и удовлетворение. Он точно от меня не поцелуя ждал. Сначала растерялся, потом коротко засмеялся мне в губы и наклонился. За последнее ему спасибо, балерина из меня никудышная, еще доли секунды, и ступни бы судорогой свело…
— И? — Карина нетерпеливо подалась вперед.
— И все, — я смущенно покрутила бокал с кофе в руках. — Поцеловала, покраснела, кажется, даже что-то невнятное такое сказала, и убежала.
Каринчик сделала нарочито подозрительное лицо:
— Кто вы, мамзель? Где моя умная Вера? Сознавайтесь!
Я нервно засмеялась.
— Пала в неравном бою.
— Погоди. Он ничего не сделал и не ответил?
Перед глазами тут же возник полуобнаженный Свет. Нет, он ничего не сделал, только улыбался так искренне ласково, обворожительно и, может быть, немного довольно. Это из-за его улыбки я покраснела и сбежала опять.
— Дай угадаю, — не унималась подруга. — Тебе сейчас стыдно за ночной прикол?
— Есть такое.
— Так, он до сих пор не семафорил? Или ты просто, как подтаявшая снегурочка, половину моих вопросов не слышишь.
Я прикусила губу:
— Второе. Он в восемь написал «доброе утро».
— Хм, — Кариша озадаченно нахмурилась. — Это все?
— Все.
Вообще-то нет. Там было «доброе утро, кошечка». Но этого я в жизни никому не скажу. Это только мое, собственное, особенное.
— Значит, жди. Должен под вечер объявиться.
— Жду. Ты так и не рассказала, куда Жорик тебя везет.