– Должна сказать, я пробовала их прошлым летом, когда была в Англии. Согласна, они потрясающие.
Музыканты начали снова подниматься на сцену, а слушатели побежали обратно, занимать свои места. Какое-то время Бонни с сосредоточенным видом наблюдала за музыкантами, потом снова посмотрела на меня:
– Значит, ты все же любишь классическую музыку. – Я замер. – Знаю, мы решили не говорить об этом. О тебе и о той ночи. – Бонни смотрела на меня с сочувствием. – И я должна уважать твое решение. – Она пожала плечами. – Но ты здесь, на концерте классической музыки.
Я сосредоточенно отскребал этикетку с бутылки пива, но все же встретился с девушкой взглядом. Ответ на ее вопрос был очевиден, поэтому я промолчал. Да, я здесь, и мое присутствие говорило само за себя.
Очевидно, Бонни поняла, что я не хочу отвечать, и указала на оркестр.
– Они потрясающе играют, я много раз видела их выступления.
Оркестр играл сносно. С некоторой натяжкой я оценил бы их на «хорошо».
– Ну? – протянула девушка.
– Что «ну»?
Бонни глубоко вздохнула.
– Тебе ведь нравится классическая музыка, правда? Уж теперь-то, после всего, ты можешь мне в этом признаться.
В ее голосе мне почудилась мольба.
Оркестр начал «Полет валькирий», и у меня в голове замелькали цвета, живо напомнив мне написанную Истоном картину.
Я попытался выбросить их из головы, но обнаружил, что они не собираются исчезать, особенно теперь, когда я сидел рядом с Бонни.
– Кромвель…
– Да, – в отчаянии выпалил я и выпрямил спину. – Мне нравится классическая музыка. – Я протяжно выдохнул и повторил, уже скорее для себя, нежели для Бонни: – Мне нравится классическая музыка.
Я посмотрел на восторженную толпу, на музыкантов, сидевших на сцене, и почувствовал себя как дома. Давненько я не испытывал этого чувства. А устремив взгляд на дирижера, представил себя на его месте, вспомнил, каково это – носить смокинг, слышать, как оркестр играет твою музыку.
С этим чувством ничто не сравнится.
– Я не могу выбросить из головы твое сочинение, – сказала Бонни, выводя меня из задумчивости. Наши взгляды встретились, и мое сердце ушло в пятки, когда я понял, о чем она говорит. – Те несколько тактов, что ты записал и оставил на столе в кофейне «Джефферсон».
В животе у меня словно завязался тугой узел.