Мечта для нас

22
18
20
22
24
26
28
30

От его близости в животе у меня словно что-то затрепетало, но я послушно подвинулась. Кромвель помедлил, явно колеблясь; я уже было решила, что он передумал, но потом юноша опустился на табурет рядом со мной.

От него приятно пахло какими-то специями. Я ненавидела запах сигарет, но не могла не признать, что аромат табака, пропитавший его одежду, приятно оттеняет аромат одеколона. Делает его еще притягательнее.

– Твои руки слишком скованы. – Говоря это, Кромвель на меня не смотрел. Скосив глаза, я заметила, что его руки тоже напряжены. Какая ирония. Вообще-то сейчас Кромвель сидел так прямо, будто палку проглотил.

Я рассмеялась:

– Ты тоже не похож на воплощение расслабленности, Будда.

Кромвель покосился на меня. Мне показалось, что уголок его рта дернулся, но даже если я не ошиблась, движение вышло слишком быстрым, так что и не скажешь наверняка.

Юноша потянулся к моим рукам, вогнав меня в глубокий шок. Я затаила дыхание, когда он потянул меня за пальцы, заставив расположить их над клавишами. Руки у него были теплые, но ладони и подушечки пальцев жесткие. Я мельком подумала, что это, наверное, из-за того, что он много лет играл на разных музыкальных инструментах, но спрашивать ничего не стала. Если задам вопрос, Кромвель в моих глазах потеряет часть своей загадочности.

– Играй, – велел он.

Я нахмурилась:

– Что именно играть?

Юноша посмотрел на меня так, словно я вдруг начала изъясняться на иностранном языке, который он не понимает.

– То, что тебе нужно.

– Нужно?

Я озадаченно покачала головой.

– Играй. – Кромвель нахмурился. – Просто играй.

Я закрыла глаза, начала играть и тут же нервно сглотнула, осознав, что играю написанную Кромвелем мелодию. Закончив, я набрала в легкие побольше воздуха и встретилась взглядом с юношей. Он сдвинул темные брови и смотрел на меня непонимающе. И тут меня осенило.

– Ты просто играешь то, что у тебя на сердце, да? Тебе не нужны ноты, ты просто… играешь.

Лицо Кромвеля словно заледенело, и я поняла, что права. Он понятия не имел, что другие люди так не делают, потому что не могут. Я ощутила легкое головокружение при мысли о том, что Кромвель, очевидно, может сесть за фортепиано и играть собственные мелодии, которые просто пришли ему в голову в данный момент.

Руки парня запорхали над клавиатурой. Я смотрела на его покрытые татуировками пальцы: черепа и выбитые на коже цифры резко контрастировали с белыми и черными клавишами. И все же эти пальцы смотрелись здесь очень органично.

Мне стало трудно дышать. За время болезни мои легкие сильно ослабли, и мое состояние даже не думало улучшаться. Но сейчас во мне словно натянулась тугая струна, потому что я слушала удивительную, невероятную музыку, льющуюся из пианино. Моя душа словно покинула тело. Я вспомнила, как той ночью Кромвель играл нечто настолько печальное, что у меня слезы навернулись на глаза. И вот теперь я сидела рядом, наблюдала, как он играет, и чувствовала, что прикоснулась к чему-то божественному. Не могу описать это другими словами.