— Потому что он вонючий вор, — отвечает Миколай.
Я потрясена.
Миколай сломал Джексону руку… ради меня. Это самый странный знак внимания, который мне когда-либо оказывали.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты калечил людей от моего имени, — говорю ему я.
— Люди как он не выучат урок, если не будет последствий, — отвечает Миколай.
Я не уверена, что такой придурок, как Джексон, научится хоть чему-нибудь. Но я не волнуюсь за него, честно говоря. Во мне поднимается совсем другая тревога.
В доме Миколая я совершенно отрезана от мира. Никаких контактов со знакомыми и родными. Я предполагала, что пока меня не было, ничего страшного не случилось. Но я не могу знать этого наверняка.
— Что такое? — спрашивает Миколай.
Он смотрит прямо на меня своими уверенными и ясными светло-голубыми глазами.
В этот момент я понимаю, что за все время, что живу в его доме, Миколай ни разу мне не лгал. Во всяком случае, насколько я могу об этом судить. Временами он бывал груб и агрессивен. Даже преисполнен ненависти. Но всегда честен.
— Мико, — говорю я. — Моя семья в порядке? Кому-то из них досталось?
Я вижу, как проносятся мысли в его голове, пока мужчина думает, как на это ответить. Его челюсть напрягается, когда он сглатывает. Затем он говорит: «Да. Джек Дюпон мертв».
Мой желудок скручивается в узел. Джек Дюпон был одним из ближайших приятелей моего брата. Они вместе учились. Он работал на нас многие годы. Он был моим водителем и телохранителем, а также другом.
— О, — говорю я.
И чувствую, что по моей щеке течет слеза.
Миколай не извиняется и не отводит глаза. Его взгляд тверд.
— Я причинил тебе боль, — говорит он.
— Все остальные в порядке? — спрашиваю я.
— Данте Галло в тюрьме, — отвечает он. — В остальном — да.
Я закрываю лицо ладонями, чтобы остудить пылающие щеки. Аида любит Данте не меньше, чем я люблю Кэллама. Должно быть, она сейчас сходит с ума.