– Ты шутишь, – говорю я.
– Я никогда не шучу о машинах, – отвечает Неро. – Особенно об этой.
Я поворачиваюсь к нему. Парень не сводит с меня глаз, которые кажутся темнее, чем обычно. Выражение его лица абсолютно серьезно.
– Неро, я не могу ее принять… – говорю я. – Вторую такую ты не найдешь.
– Камилла, – говорит он, касаясь ладонью моего лица. – Я всегда ощущал все… избыточно. Или мне просто так казалось. Но ни одна эмоция, которую я когда-либо испытывал в жизни, не сравнится с тем, что я чувствую, глядя на тебя. Мне плевать на машину, плевать на деньги, которые мы украли, плевать на все в этом мире. Рядом с тобой меркнет все.
– Это безумие, – шепчу я.
«Гран-Спорт» прекрасна, абсолютно прекрасна. Она бесценна, и не только потому, что второй такой в мире нет, но и потому, что невозможно оценить часы работы, которые Неро вложил в эту машину, думая, что делает ее для себя.
Но не автомобиль заставляет мое сердце бешено стучать, а слезы – градом катиться из глаз.
А то, что значит для Неро отдать его мне.
Он самый восхитительный мужчина, которого я когда-либо видела. В нем горит огонь, обжигающий жарче солнца. Я знаю, как сильно он умеет ненавидеть, – и могу только представить, как сильно он может любить. Глубина этих чувств пугает меня.
Я не знаю, как и почему он отдает мне машину.
Я чувствую себя простой смертной, избранной богом.
И все же…
Кажется, что так и должно быть.
То, как идеально сочетаются наши ладони. То, как идеально сочетаются наши тела. То, как я понимаю его, когда никто другой не способен. То, как он смотрит на меня, когда никто раньше не обращал внимания.
То, как две неприкаянные души находят друг в друге мир.
Я давно знала, что он мой единственный.
Но никогда не думала, что могу быть единственной для него.
И тут Неро говорит нечто еще более безумное:
– Как ты думаешь, Камилла, ты сможешь когда-нибудь полюбить меня?