Нищий сделал шаг назад.
– Тише, позволь старику сказать тебе еще несколько слов. Я всегда считал твоего брата очень храбрым человеком. Он боялся, но шел в бой. Он рисковал жизнью, не рассчитывая обрести славу или получить высокий титул, чтобы тот перешел к его потомкам. Он думал, что сражается за лучший мир, но совсем не такой, в котором один тиран сменил другого. Подумай о своих снах – о да, я знаю про твои сны, хотя ты никому о них не рассказывала. Подумай, что нанесет его чести более серьезный урон: то, что Мата умрет, или то, что он будет со всеми удобствами восседать на троне, стоящем на костях твоего брата и таких же, как он, простых солдат.
Постарайся увидеть его таким, каков он на самом деле, Мира. Большего я не прошу.
Нищий повернулся и скрылся в толпе, оставив девушку стоять в одиночестве со свертком в руке. Даже не разворачивая ткань, она чувствовала грубую рукоять и острое, похожее на шип лезвие.
«Одни хотят, чтобы он на мне женился, другие – чтобы я его убила. Они все думают, что могут меня использовать. Моя единственная ценность в их глазах заключается в близости к нему.
Но я даже не знаю, кто он такой. Как же понять, чего я хочу?»
Мата привел стражников к дому Джиа, который находился неподалеку от Сарузы, решив отомстить за мятежное выступление и предательство беспринципного Куни, чье стремление к власти было таким сильным, что он не подумал о безопасности своей семьи. Значит, за его грехи заплатят Джиа и дети.
Но в дверях его отряд встретила женщина средних лет и категорически отказалась впустить стражников в дом. Показав им заколку в виде лепестков хризантемы, украшенную самоцветами – символ клана Цзинду, – она заявила, что должна поговорить с самим Матой. Поскольку заколка была явно старой и очень ценной, стражники не решились оттолкнуть ее и ворваться в дом, а послали донесение гегемону.
Когда Мата наконец прибыл, женщина спросила:
– Ты узнаешь меня, мой мальчик?
Мата Цзинду пристально всмотрелся в морщинистое лицо и тут увидел несомненное сходство с Фином и с… собой.
– Да, ты прав: я твоя тетя, Сото Цзинду.
Мата вскрикнул от радости и раскрыл объятия. После смерти Фина его постоянно мучили сны, в которых дядя отчитывал племянника за то, что не сумел продемонстрировать истинную верность своему клану. Он остался последним из Цзинду, один на всем белом свете, и его переполняло чувство вины. Мата решил, что неожиданное появление тети – это знак богов, второй шанс восстановить честь своей семьи, однако она его оттолкнула.
– Достаточно смертей, Мата, их было слишком много. Ты стал жертвой оскорбленной гордости. Всю жизнь ты придерживался определенных идеалов верности, чести и справедливости, а когда мир оказался не черно-белым, каким тебе хотелось его видеть, решил его переделать.
В некотором смысле ты похож на императора Мапидэрэ. Вы оба, обнаружив, что одна тропинка в саду не такая ровная и гладкая, какой вы ее себе представляли, объявили, что весь сад нужно выложить каменными плитами.
Мата Цзинду испытал невероятное потрясение.
– Как можно сравнивать меня с ним? Неужели ты забыла историю нашей семьи?
Сото быстро покачала головой:
– Это ты неверно понимаешь историю. Из-за того, что несколько десятков лет назад Гота Тоньети похоронил заживо двадцать тысяч солдат Кокру, которыми командовал твой дед, ты решил, что должен утопить двадцать тысяч воинов Ксаны, еще не появившихся на свет, когда случилось то чудовищное событие…
– Я должен был умилостивить рассерженного бога…