Нищий собрался еще что-то сказать, но Гин его остановила:
– Я должна подумать.
В поисках ответов на свои вопросы Гин отправилась в храм Руфидзо в Боаме, построенный рядом с горячим ключом, по слухам, обладавшим такими же целительными свойствами, что и водопад Руфидзо в Восточной Фасе.
Опустившись на колени перед гигантской нефритовой статуей бога-целителя, Гин тихо произнесла:
– Однажды ты пришел ко мне, чтобы помешать встать на неправильный путь. Поговори со мной и сейчас, помоги принять верное решение.
Подняв взор на белого нефритового голубя, пави Руфидзо, она терпеливо ждала, однако ответом ей было молчание.
Возвращаясь из храма, Гин хотела опустить руки в бассейн, куда стекала вода источника, но она оказалась обжигающе горячей, так что Гин отпрянула. Однако сдаваться она не привыкла, поэтому снова сунула ладонь в воду и, превозмогая дикую боль, держала ее там до тех пор, пока на коже не появились пузыри.
Боль стала эхом ран ее сердца, которые невозможно исцелить: крики искалеченных детей; порка, приказы о которой отдавали лицемеры; перенесенное унижение, навсегда оставшееся в памяти после того, как она проползла между ногами громилы; годы постоянного страха и ужаса – маленьким и слабым всегда приходится нелегко в жизни. Она стиснула кулак: вот почему ей приходилось прикладывать отчаянные усилия, сражаться и добиваться успеха, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Но неужели в мире нет ничего другого?
«Боги скрытны и капризны», – подумала Гин. Ей ужасно хотелось найти лекаря, который остановил ее тогда в прибрежной деревне Дасу, помешав покинуть остров, и вытрясти из него все, что ей было необходимо услышать.
Заставив себя успокоиться, Гин, прижимая к груди обожженную руку, покинула храм, убедившись – в который уже раз – что, как всегда, свой путь должна выбрать сама.
– Когда я была никем, король Куни обращался со мной как с другом, – сказала Гин нищему.
– Дружба короля похожа на обещание пьяного, – возразил тот, однако она не обратила внимания на его слова.
– Он делился со мной едой и возил в своем экипаже, отдал мне свой меч и сделал маршалом Дасу, несмотря на то что вокруг было полно других вассалов. Кон Фиджи всегда говорил, что мужчины должны с радостью умирать за великих властителей, которые увидели в них талант. С женщинами так же. Я не могу его предать.
– Вы считаете, что вам следует руководствоваться словами старого мошенника Кона Фиджи? Мы живем в мире мечей и крови, а не благородных идеалов.
– Если человек отказывается от идеалов, мир лишается сути. Возможно, Кон Фиджи не знал, как одержать победу в войне, но, что такое достойная жизнь, понимал.
Нищий покачал головой и ушел.
Пума Йему продолжал нападать на обозы Маты Цзинду в Кокру, а Мадзоти медленно, но верно продвигалась на запад. Королевства Тиро, сохранявшие верность гегемону, терпели одно поражение за другим, пока Гин Мадзоти не покорила все земли восточнее гор Висоти, в том числе и Волчью Лапу, а также все значительные города старого Гана.
Тэка Кимо столь же успешно воевал на западе, и теперь он контролировал все три острова – Арулуги, Полумесяца и Экофи, а его корабли при поддержке механических крубенов угрожали побережью Кокру, воздушные корабли которого истратили все запасы газа и больше не могли подниматься в воздух. В рейды на города Кокру Куни Гару стал посылать свой воздушный флот. Его целью было сбрасывание зажигательных бомб или листовок, осуждавших Мату Цзинду за многочисленные грехи.
Солдаты Маты Цзинду метались по территории всего Кокру, пытаясь погасить вспыхивавшие один за другим пожары, а воины Куни не раз перебирались через реку Лиру, когда Мата отсутствовал, но тут же отступали, стоило ему вернуться. Армия Куни Гару не могла выстоять в прямых сражениях с гегемоном, и Куни вновь и вновь приходилось все бросать и возвращаться в Димуши.