Ангелотворец

22
18
20
22
24
26
28
30

Эди резко развернулась и подняла пистолет. Человек вздрогнул. Он был молод, лет тридцати, и коренаст. Эдакий хомяк в рясе. Рескианец. Эди была так рада увидеть живого человека, что едва не заключила его в объятья. Вместо этого она зарычала, продолжая целиться ему в голову:

– Ты кто?

– Шольт, – ответил рескианец. – Можете звать меня Тедом. Я прибыл сегодня утром.

Он держал в руке стакан. Спустя мгновение до Эди дошло, что в стакане – молоко, а на груди монаха белесые брызги молочной рвоты.

– Не загоняйте их в угол, – сказал Шольт. – И не мешайте им делать то, что они делали раньше, иначе они… – Он вопросительно взглянул на ее лицо. – О. Вы уже поняли.

– Да.

– Что… Стало быть, вы… – Он явно хотел спросить, не пришлось ли ей убить одного из монахов, его друзей.

– Нет, – ответила Эди, и они многозначительно переглянулись: вряд ли это сильно поможет делу.

Один из замби прошелестел мимо вплотную к ней, и она шарахнулась в сторону. Он задел ее, но не остановился. Она повернулась – он тоже повернулся. Лицо с отвисшим подбородком замерло прямо напротив ее лица, как зеркальное отражение. Она закивала. Он закивал. Она расправила плечи – он расправил плечи, а когда она замерла – замер и он. Она повернулась и зашагала вперед; он сделал то же самое, однако дорогу ему преградил стул, и он остановился, уперевшись бедрами в спинку и даже не пытаясь сделать шаг в сторону, как будто само понятие преодоления препятствий было ему недоступно.

– Я пытался их покормить, – сказал Шольт, проследив за ее взглядом. – Они не глотают. Можно их заставить, но потом все выходит обратно. Не понимаю, почему они до сих пор живы и способны дышать. Я подумал бы…

Он замешкался. Эди присмотрелась к нему и впервые увидела его по-настоящему. Похоже, он явился сюда вопреки случившемуся – нет, из-за этого. Без пистолета, без фонаря. Вооружившись одной лишь бутылкой молока и очень крепкой верой. Такое милосердие?

Отважный хомячок.

– Меня зовут Эди, – сказала она.

Он кивнул.

– Здравствуйте.

– Вы туда заходили? – Она указала вглубь поезда, где прятался кабинет Абеля Джасмина.

– Нет.

Тед Шольт поднял и снова опустил бутылку молока. Эди на миг представила, как он ходит от одного пострадавшего к другому и терпеливо вливает молоко в глотки людей, которых когда-то знал и даже любил. Они давятся, их рвет молоком ему на грудь, или оно течет тонкими струйками по их подбородкам.

Они двинулись дальше. Коридор. Гостиные. Кухня-столовая.

А вот и шифровальная, где Эди работала до той ночи с Клариссой Фоксглоув и великого ограбления поезда.