– О, – жалобно выдавливает он.
– Мистер Каммербанд, – мурлычет Полли Крейдл, – не соблаговолите ли пройти с нами?
Где-то в глубине квартиры лежит беспроводная тревожная кнопка, которую он всегда носит в кармане. Она водонепроницаемая и даже оснащена специальном ремешком для ношения в душе, но ужасно мешает намыливаться и – поскольку разработали ее не «Эппл» и не «Сони», а Минобороны, – выглядит отвратительно. Посему в данный момент она недоступна, хоть он и менял на днях батарейку. Эрвин еще раз бросает взгляд на багор с гравировкой «УОТСОН» на рукояти и холодеет – пуще прежнего, – догадываясь, что это может сулить лично ему.
Эбби Уотсон пепелит его гневным взглядом.
Эрвин Каммербанд вздыхает и послушно следует за дамами.
– Ваша фатальная ошибка, – начинает Полли, когда они приезжают в дом у парка Хэмпстед-Хит, – заключается в неправильной оценке своего положения относительно врагов, к числу которых, ввиду вашего недавнего нападения на Джошуа Джозефа Спорка, я теперь принадлежу. Вы, как и полагается участникам тайного заговора, одержимым жаждой наживы, убеждены, будто вы и ваш очаровательный друг Родни Титвистл – люди безнравственные.
Мерсер Крейдл сидит за письменным столом в другом конце комнаты, потягивает чай и наблюдает за сестрой в деле. Поблизости устроились зловещим полукругом трикотезы. Сесилия Фолбери заняла самое большое посадочное место, деревянное кресло-качалку, приглянувшееся ей своей нарочитой неуместностью на допросе. Она пьет чай, громко втягивая его сквозь металлические зубы. К книжному шкафу в дальнем конце комнаты прислонился высокий широкоплечий мужчина в длинном черном пальто. Он в тени, однако в абрисе лица без труда угадывается Самый Разыскиваемый Преступник Великобритании. При этом в нем чувствуется какая-то…
Кресло, в котором сидит сам Эрвин, – дорогое, с цветочной обивкой. Очень удобное. Ему позволили не снимать полотенце и для тепла даже выдали плед.
Полли Крейдл продолжает:
– Вы полагаете, что вашей низости нет предела. Эта убежденность дает вам ощущение безнаказанности. Вам нравится верить, что в этой ситуации вы – если позволите выразиться столь примитивно –
– Такой ход мысли делает нас… – Полли обводит рукой комнату. – …
Она улыбается, затем шикает на собаку, которую Эрвин Каммербанд уже заметил ранее: та вцепилась в некий предмет, торчащий из саквояжа на полу. Гарриет Спорк подбирает саквояж с пола и начинает рассеяно выкладывать вещи на стол. Резиновый фартук. Медицинские трубки. Эрвин Каммербанд чувствует, как внутри у него что-то резко ухает вниз. Полли Крейдл кивает – мол, спасибо, – и продолжает речь:
– Штука в том, Эрвин – вы ведь не против, что я называю вас Эрвином? – штука в том, что на самом деле вы с Родни – люди неплохие. Вы не нарушаете закон просто так, из прихоти, не злоупотребляете властью. Вы не держите зла на других людей. Вероятно, вы ждете, что сейчас я скажу, будто тоже ни на кого не держу зла. Увы, увы. Вы сознательно отправили моего возлюбленного на пытки. Подобные вещи я принимаю на свой счет, Эрвин. Могу ли я добавить –
Далее из саквояжа извлекаются: полпачки медицинских перчаток. Марля. Корпия. Лейкопластырь. Дистиллированная вода. Спирт. Диковинные ножницы с загнутыми концами, напоминают садовые, какими срезают виноградные кисти, но в действительности имеют иное, сугубо медицинское предназначение. Сесилия Фолбери нагибается, достает кусок мягкой пластиковой трубки, замеряет ее рукой, откусывает лишнее и замеряет вновь. Так-то лучше.
Гарриет Спорк вздыхает. В груде принадлежностей чего-то не хватает. Как же так? Собака, что ли, стянула? Такая элементарная вещь, не могли же они забыть… Да где он?
Положение спасает Эбби Уотсон.
– Бастион! Фу!
Несносная псина. Вот же он!
– Моему мужу, – отрешенно произносит она, – сейчас должны делать операцию.
Тут воцаряется действительно полная тишина – такой тишины Эрвин не слышал много лет. Даже Сесилия Фолбери перестает пить чай.