Стигма ворона 2,

22
18
20
22
24
26
28
30

Эш усмехнулся.

— В самом деле? Ты в самом деле все еще видишь себя доблестным героем, несущим добро? Ты обвиняешь меня в жестокости к людям, а сам между тем не погнушался принять в себя духа, который на протяжении многих лет держал в страхе этот самый город и пожирал людей.

Лицо Дария дрогнуло. Он хотел что-то ответить, но слова застыли на губах.

— … И сделал ты это, чтобы стать сильнее, — медленно проговорил Эш, с прищуром вглядываясь в своего приятеля. — Так чем же ты лучше меня? Я хотя бы честно признаю, чего стою.

Дарий умолк и отвернулся. Он явно все еще хотел ему возразить, но слова почему-то не шли.

Эш растер лицо перепачканной в высохшей крови ладонью. Придвинув ногой деревянный обломок настила, сел на него, устало вытянув ноги.

Дарий присел рядом.

Они оба какое-то время молча смотрели на пролом в стене, похожий на огромную рваную рану на теле крепости.

— И что же теперь ты собираешься делать?.. — спросил, наконец, Дарий.

В его голосе больше не было ни гнева, ни упрека. Только горечь.

Эш вздохнул.

— Знаешь, в городке Урту, куда нас приводили на большие праздники, есть статуя прославленного Луггаля Ламасса. По легенде, первый зиккурат города был подобен самым роскошным храмам древних столиц. Одна сторона его основания составляла тысячу шагов, а вершина уходила под облака. И оттуда, с облаков, в недостроенный зиккурат спустился осколок духа змея, чудовищный монстр, способный превратить в безжизненную пустыню все вокруг. На решение у Луггаля Ламасса было всего несколько мгновений. И тогда он обрушил зиккурат, похоронив чудовище под обломками. И вместе с осколком змея под каменным одеялом оказались и жрецы, и строители, которые создавали этот храм, и горожане, которые пришли полюбоваться на его красоту. Так больше не осталось мастеров, способных построить зиккурат до небес, и тех, кто бы жаждал подобного строительства. И монстры больше никогда не спускались с облаков во Внутренний круг. Ты спрашиваешь, что я собираюсь делать, Дар? Я собираюсь разрушить зиккурат, — мрачно ответил Эш. — Тот самый зиккурат, на который я, как дингир, должен взойти по спинам других. Этот урожай нам уже не спасти. Но если потомки, вспоминая наше время, всех нас назовут чудовищами, а наши обыденные правила — скотством, это будет означать, что все было не зря.

Дарий со страхом взглянул на Эша.

— Но тогда ты станешь чудовищем еще большим, чем все то зло, какое существует на свете сейчас. Неужели ты этого не понимаешь?..

— Я должен принести войну и разрушение, — ответил молодой ворон, глядя прямо перед собой. — Чтобы вырваться из тюрьмы, нужно убить тюремщиков — по-другому не бывает. А тот, кто их защитит и утешит — он обязательно придет, Дар. После меня. И пусть я стану чудовищем — зато он в их глазах будет настоящим героем. Потому что люди наконец-то сумеют оценить те качества, которые сейчас никому не нужны. А этот город… Что бы я не говорил, случившееся здесь многому научило меня.

Дарий хмыкнул.

— Например?..

— Я понял, что война — дело одинокое.

Эш поднял с взрытой земли потемневшую старую кость — след какого-то давнишнего кормления.

— Близкие делают меня уязвимым. И когда я пытаюсь натянуть одеяло на одного, то частенько не замечаю, как оно сползает со всех остальных. Так нельзя… А вон, кстати, Шеда с Хэном идут…