– Приступим. – Неожиданно преисполнившись жаждой деятельности, он закатывает рукава толстовки, обнажая свои татуировки. Замечательные произведения искусства, черные как ночь, тянутся по его коже и очаровывают меня больше, чем должны. Я сопротивляюсь порыву обвести их рисунок, спросить его, есть ли у каждой из них собственное значение, когда он набил первую татуировку… куда они ведут и где заканчиваются. С трудом сглатываю.
– Где рецепт? – Тем самым Дилан наконец возвращает меня к реальности. Я незаметно откашливаюсь и сначала два раза моргаю, прежде чем вновь сконцентрироваться на еде. Что не очень-то легко – учитывая, как близко стоит ко мне Дилан.
– Здесь, – барабаню пальцем по лбу и наблюдаю, как у Дилана расширяются глаза.
– Ты все держишь в голове?
– Да. Я хорошо запоминаю рецепты, особенно если уже по ним готовила или кто-то другой готовил при мне.
– Неплохо. А мне понадобится твое руководство.
– Все получится. Потом будем есть очень вкусную лазанью. Но сначала… – я поднимаю вверх указательный палец и, сбегав в свою комнату, приношу оттуда телефон, – немного музыки. К сожалению, без моих колонок, но и так сойдет.
В понедельник или вторник, надеюсь, привезут мои растения и стеллажи, которые сегодня, естественно, не доставят, а если мне повезет, придут и колонки тоже, сейчас они бы очень мне пригодились. Если мама быстро отправит коробки.
– Есть особые музыкальные пожелания?
– Нет. Может, только что-нибудь, где не особо много текста? Мне так легче сосредоточиться.
– Поняла. – Нет ничего проще. Нажимаю на плейлист
– Вот теперь можем начинать.
– Ты очень любишь музыку, да?
– Да. Она… часто мне помогает.
Я беру суповую зелень и протягиваю Дилану овощечистку:
– Почисти, пожалуйста, морковку. – Он кивает и принимается за работу.
Пока я режу лук и сельдерей, мы молча стоим рядом и концентрируемся на работе. Следующим беру чеснок и, плотно сжав губы, вручаю Дилану большую сладкую луковицу, после того как он заканчивает с морковкой.
– Хочешь увидеть, как я плачу?
– И в мыслях не было!
– Резать лук – отстой, – ворчит он, а я смеюсь.