– Я понимаю, – сказал отец. – Просто… сначала ее мать, потом – брат… – Его голос сорвался.
Врач выписал какие-то таблетки, сказав, что они помогут ей отдохнуть. Той ночью Айя быстро заснула глубоким сном без сновидений. Утром она проснулась с таким чувством, будто выбралась из пещеры, где царила бесконечная тьма. Доктор был прав: за ночь пластырь рассосался, а глубокий порез на лбу зажил. Она долго простояла под горячим душем, а оставшиеся таблетки смыла в унитаз.
Айя оделась и воспользовалась прокладкой, которую дал ей врач. Она вспомнила слова отца: «Ты теперь женщина». Что-то внутри у нее переменилось. Это было своего рода пробуждением. Она чувствовала, как все ее тело и разум охватила странная тревога, которая засела где-то глубоко внутри ее и не давала ей покоя.
В тот день, вернувшись из школы, она застала отца в гостиной, он слушал новости. Вид у него был такой, словно он находился в полудреме: сидел в кресле, смотрел в окно и, казалось, не слушал репортаж, в котором сообщалось о волне самоубийств среди подростков в Палестине.
– Баба?
Отец подскочил на месте и смахнул стакан с чаем, стоявший рядом с его креслом. Стакан упал на пол и разлетелся на мелкие осколки.
– Айя, ты меня напугала! – раздраженно сказал он. Робот-уборщик тут же отреагировал на звук бьющейся посуды – он появился из шкафа и принялся убирать с пола осколки.
– Прости…
Он вздохнул и стал нервно ковырять кутикулы у ногтей.
– Наверное, мне нужно немного вздремнуть.
Айя кивнула. Отец встал и отправился в свою спальню. Он всегда был рассеянным, как будто жил в другом измерении и лишь иногда, для разнообразия, посещал этот мир. Айя не винила его. После того как в прошлом году она увидела висевшего здесь Зияда, в груди у нее словно образовалась дыра и все ее внутренности вывалились, словно катушки с нитками. С той поры бывали дни, когда она чувствовала себя нормально, и ей начинало казаться, что самая страшная боль уже стихла. А потом в самые неожиданные моменты, когда она сидела на занятиях в классе или гуляла по горным тропам, перед ее глазами появлялся образ мертвого Зияда – его безвольно свисавшее тело и наклоненная на бок безжизненная голова.
Айя потрясла головой, пытаясь прогнать из памяти этот образ. Она подошла к двери в комнату матери и открыла ее. Мать, как всегда, спала. В последний раз Айя видела ее бодрствующей, наверное, дней двенадцать назад. Она тогда ненадолго тихонько вышла из своей комнаты и взяла пару инжирин. В коридоре она столкнулась с Айей, и они поговорили пару минут. Мать спросила у Айи, как у нее дела в школе и всем ли она довольна. Айя сказала, что у нее все хорошо, и мать улыбнулась.
– Замечательно, – сказала она, целуя Айю в щеку, а потом вернулась в постель.
Той ночью Айе снилось, что она идет через широкое поле, на котором росли оливковые деревья. Небо было намного ближе к земле, а луна – такой большой и яркой, что все поле сверкало и переливалось, словно море из бриллиантов. Все звуки были очень громкими и четкими: она слышала шелест каждого листка оливы на ветру, и стрекотание кузнечиков было просто оглушающим.
Позади нее послышалось шарканье ног. Она обернулась и тут же узнала знакомую фигуру: высокую, долговязую, с копной спутанных каштановых волос, которая могла принадлежать лишь одному человеку.
– Зияд? – Его имя застряло у нее в горле.
– Это я, – ответил он слишком низким для восемнадцатилетнего парня голосом.
На нем была черная футболка и джинсы. Он казался высоким и сильным, совсем не таким, каким она видела его в последний раз. Айя побежала к нему и бросилась в его объятья, в глубине души ожидая, что он сейчас исчезнет, а она просто упадет на землю. Но вместо этого она врезалась в его тело, которое было твердым и осязаемым. Он обхватил ее руками, и она уткнулась лицом ему в грудь.
– Зияд, это действительно ты! – Она посмотрела в его лицо. Он улыбнулся ей знакомой полуулыбкой, два его передних зуба были немного сколоты внизу.
Она помедлила, а затем спросила: