Когда она заплакала еще горше, я закрыл глаза, желая сейчас оказаться рядом с мамой и утешить ее так же сильно, как и немного вразумить.
– Послушай, все будет хорошо. Я помогу, пока ты все не уладишь.
– Правда? – Она шмыгнула носом.
Мне вдруг стало горько от того облегчения, которое она тут же почувствовала.
Я хотел ей помочь. Я
Но мне было физически больно от того, что теперь она на это рассчитывала.
– О, Клэй, ты слишком ко мне добр.
– У меня не очень много денег, – признался я. – Но университет дает небольшую стипендию. Я могу оплачивать счета, пока ты не встанешь на ноги. Просто… мам, пообещай, что начнешь искать работу.
– Обещаю.
Я кивнул.
– Тогда хорошо… Мне надо идти. Но я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, родной.
– Все наладится.
Мама не ответила, но воображение тут же нарисовало, как она кивает, волосы у нее растрепаны, а глаза покраснели и опухли от слез. В детстве я очень часто видел ее в таком состоянии.
Она отключилась, а я, отведя телефон от уха, хмуро на него уставился. И меня удивило не то, как она переживала расставание.
А то, что она не поздравила меня с днем рождения.
Я списал это на ее расстройство, вспоминая, в каком сам пребывал состоянии, когда Малия со мной порвала. Тогда меня едва ли можно было назвать хорошим другом. Потому засунул телефон в карман толстовки и завернул за угол, направляясь к кабинету Джианы.
И молясь, чтобы мама не прибегла к бутылочке с таблетками, пока я буду со всем разбираться.
У меня не хватило времени обдумать, сколько маме понадобится денег, сколько я смогу ей перевести, да и о самом ее расставании с мужчиной, потому что, как только вошел в кабинет отдела по связям с общественностью, на меня посыпался дождь конфетти.
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!