Чебурашка

— Дуться? Откуда ты всех этих слов понабрался? Сам придумываешь или в детском саду подслушиваешь? Ладно… Ты прийти хотел? Наташка сказала, что ты собирался заглянуть.

Блин, точно…

— Э-э-э… А отец твой дома?

— А ты что, отца моего боишься? — хмыкает Вика. — Нет, он на работе, можешь приходить смело. Хотя не слишком. Не слишком смело. Потому что тебе придётся объяснить, почему ты с моего дня рождения сбежал на дискотеку.

Луткова паразитка разболтала уже. Ну, впрочем, иначе и быть не могло.

— А ты не знаешь, где его можно сейчас найти?

— Кого? — с недоумением спрашивает Вика.

— Ну… папеньку твоего. Мне ему кое-что сказать надо.

— Ты… издеваешься что ли?

— Да почему! Мне с ним буквально пару минут, просто перетереть один вопросик и всё. И потом сразу к тебе.

— Нет, Костров, ну ты прям обнаглел. Можно подумать, я тебя уговариваю, типа приди, пожалуйста, а то я ночей не сплю всё у окна сижу, жду, когда же ты появишься, добрый молодец! Не хочешь, и не надо. Будь здоров, Артём Костров!

В трубке раздаётся стук и короткие гудки. Блин. Не могу сказать, что разговор вышел удачным. Мда… Появляется неприятное царапающее чувство… Ладно, можно дёрнуться до опорного пункта, на Демьяна Бедного, он там, насколько я знаю, нередко зависает.

Я бегу по дворам, по улице, мимо Политеха… Тороплюсь. Сейчас, хоть и жарко, бежится мне вполне даже нормально. Терпенье и труд всё перетрут. Или, другой вариант. Если долго мучиться — что-нибудь получится. В общем, тренировки дают почувствовать результаты. И это очень даже приятно.

Пробегаю мимо аптеки и забегаю в арку, ведущую во двор. Хаблюковский «уазик» здесь. Удача! Сам Хаблюк стоит на крылечке и треплется с лейтенантом. Не со своим, с другим, старым и весёлым. Лейтенант курит, стряхивает пепел с сигареты, а другой рукой хлопает его по плечу. И ржёт. А Хаблюк стоит с таким лицом, будто вынужден выслушивать бредни умалишённого.

Он замечает меня, но никак не реагирует, смотрит, как на незнакомца, а потом и вовсе отворачивается к старом лейтенанту.

— Слушай, Стёпа, заканчивай ты мозг насиловать, ладно? — недовольно говорит он.

— Иван Денисович, — окликаю я его, приблизившись к крылечку.

— Чего тебе? — бросает он через плечо, даже толком не оборачиваясь.

— Дело есть, — выдаю я, переводя дыхание.

— Деловой ты, я посмотрю. Пока долг не отдашь, никаких дел не будет.